Глава четвертая

ФУНКЦИИ ЮРИДИЧЕСКОЙ СОЦИОЛОГИИ

С особым вниманием необходимо отнестись к вопросуг для чего нужна юридическая социология? Для того чтобы" заслужить признание юристов, всегда отличавшихся ути­литаризмом, она должна приносить реальную пользу. Ни­кто не задается вопросом о пользе права, ибо эта польза очевидна и во всяком случае презюмируется. Однако из-того, что право полезно, еще не следует, что полезно также • его социологическое осмысление. Для признания в юриди­ческом мире социологии следует обосновать выполняемые • ею функции.

Функции юридической социологии, как и всякой другой научной дисциплины, следующие. Первая — это научная функция, которой в данной связи мы уделим меньше внимания, поскольку к ней относится многое из того, что-уже было сказано об этой дисциплине как таковой. Вто­рая — это практическая функция, которой в этой главе уделяется особое внимание, потому что вокруг этой функ­ции идут особенно оживленные споры.

В соответствии с этими двумя функциями можно было бы выделить две модели, два вида юридической социоло--гии: чистую юридическую социологию и прикладную юри­дическую социологию. Однако и здесь, как и во многих других случаях, предпочтительно не раздваивать науку, а говорить о единой науке и ее применениях.

I. НАУЧНАЯ ФУНКЦИЯ ЮРИДИЧЕСКОЙ СОЦИОЛОГИИ'

1. ОБЩАЯ ИДЕЯ

Научная, или теоретическая, умозрительная функция-юридической социологии — это, в сущности говоря, сама юридическая социология как наука и знание, но знание,.

27Г

"подчиненное определенным.требованиям. Это осмыслен-'•ное, систематизированное, устоявшееся знание, а не интуи­тивное знание или знание, основанное на здравом смысле. Нет такой науки, введение в которую не начиналось бы с предостережения относительно здравого смысла. Нельзя принимать на веру то, что кажется очевидным. Для социо­логии же это правило особенно существенно. Сколько раз по окончании.опроса раздавались утверждения, что иссле-.дователи ломились в открытые двери, а в полученных результатах нет ничего, что нельзя было предвидеть, исхо­дя из здравого мысла. Однако утверждать так — значит не ^видеть капитального различия: то, что раньше можно было только предполагать, теперь известно с определенной степенью достоверности (особенно если возможна кванти-фикация).

В юридической социологии (еще больше, чем в общей) приходится опасаться стремления понять проблему до ее изучения. В юридической социологии это стремление вы­глядит наиболее естественным. Дело в том, что в отноше­нии общих социальных явлений мы не чувствуем себя столь способными к прямым оценкам, как тогда, когда речь идет о юридических явлениях. Почти каждый (во всяком случае, в современном обществе) ощущает в себе нечто вроде врожденной способности выступать в качестве • законодателя и судьи. Юридические проблемы кажутся..настолько ясными, что любой смело дает свои оценки и •;при этом легко ошибается.

Можно было бы написать целую книгу о различного •рода правдоподобных очевидностях, основанных на здра-•вом смысле, которые при научном анализе оказываются далекими от истины. Приведем исторический пример. Мыслители XVIII 'века считали очевидным, что в перво-•бытных обществах (естественное состояние) формы дого­вора были весьма просты по сравнению с цивилизованны­ми обществами. Однако этнология показала (это сделал уже Мэн), что примитивная мысль могла быть достаточна 'тонкой и сложной, и это отражалось как в договорах, так и иных действиях ¹.

Нередко бывает и так, что очевидное имеет несколько -сторон, но случайно или доверившись первому впечатле­нию акцентируют лишь одну из них. Когда же потом по­являются опровергающие факты, то можно, ничего не •объясняя, воскликнуть: «Но это же было очевидно!» По­ставим в качестве примера вопрос: в большей ли

:278

склонны к самоубийству женатые люди? Человек, чей брак неудачен, поспешит ответить утвердительно; его опыт говорит о том, что брак создает напряженности. Однако-возможен и антитезис: брак — это препятствие на пути к-самоубийству, семья удерживает человека от этого шага. Факты и статистика — вот единственный судья, который" может помочь остановиться на одном из этих двух поляр­ных мнений. Здесь нужно следовать за Дюркгеймом. Его-начинание заслуживает высокой оценки, хотя статистика,., на которую он опирался, не оправдывала его доверия.

Изучение реалий — такова цель любой науки, но юри­дической социологии оно особо предписано по самому ее-определению. Догматическое право — только форма, ис­кусственное образование, и социология права противопо­ставляет себя этой догме, она не имеет другой цели, кроме' как отбросить все покровы и восстановить контакт с утра­ченными реалиями.

Современные юристы возлагают на социологию права больше надежды, ждут от нее новых знаний и объяснений:

права.

*

ЗНАНИЕ

Начинать следует именно со знания. И многие юристы¹ требуют от юридической социологии лишь одного — уто­ления их потребности в знании того, что происходят в реальной жизни. Они видят, что книги о праве подобны театральным декорациям. А законы? Тому, что происходит-повседневно, они посвящают одну строку, а редким исклю­чениям — подробные правила. Судебная практика? Но она» рассказывает лишь о патологической части реальной дей­ствительности. Мы изучаем договор и его отдельные виды (купля-продажа, поручение), но плохо знаем, каковы те«практические ситуации, которые складываются за этими формами. И наконец, мы исходим из того, что право при­меняется. Однако не остается ли оно в ряде случаев без­действующим?

Юридическая социология призвана выявить те свой­ства самого права, которые мешают его познанию, пока­зать чрезвычайное разнообразие практических ситуаций, обратив особое внимание на его повседневную реализа­цию, не приводящую к судебным спорам. Эту функцию» сбора сведений, получения данных юридическая социо­логия спонтанно выполняла с первых дней своего сущест-

279»

i-вования, что помогло по-новому взглянуть на многие ^институты.

Доверившись доктринальным источникам, историки •полагали, что на юге Франции в XIII—XVI веках знали..лишь такой режим семейного имущества, который Граж­данский кодекс определил как «режим при наличии при-.,даного». Однако исследования нотариальных архивов показали широкое распространение и в тот период режи­ма общности имущества супругов².

Основываясь на опубликованной судебной практике,.цивилисты считали, что со времени реставрации и до Пя-•той республики вследствие падения нравов и ослабления правового ригоризма число внебрачных детей постоянно возрастало. Однако статистика выявила удивительное.постоянство процента внебрачной рождаемости: 6,96 —• в 1815—1830 годах; 7,03 —в 1830—1850 годах; 7,45 — в 1850-1870 годах; 8,07 - в 1870-1900 годах; 8,7 - в.1930 году; 6,7 — в 1936 году; 6,5 - в 1958-1969 годах.,Не следует переоценивать возможности этой функции сбо­ра сведений по такого рода конкретным проблемам. Ей надо отдать должное в том смысле, что она побуждает к дальнейшим исследованиям, но было бы ошибочно пола­гать, что с ее помощью можно сразу же решить все проб­лемы. Было бы весьма опасно поспешно придавать такой информации всеобщее значение, не учтя иные возможные и неизученные аспекты. Так, цифры, свидетельствующие о стабильности уровня внебрачной рождаемости, о чем го­ворилось выше, нуждаются в сопоставлении с кривой абортов..В отличие от юридико-догматического знания, которое может считать себя завершенным, как только •обсуждаемая проблема получила судебное решение, со­циологическое познание не останавливается никогда.

Дополним сказанное несколькими замечаниями. В прошлом веке Л. фон Ранке, определяя задачи истори­ческой науки, выдвинул формулу «показать, как это дей­ствительно происходило». То же самое можно сказать и о социологии, и поэтому истина в этой науке схожа с ис-•тиной в исторической науке. Следовательно, и юридиче­ская социология может претендовать на более высокую степень истинности, чем та, которой довольствуется догма права. В начале нашего века Бартэн, возможно находясь под впечатлением дела Дрейфуса, провел ставшую клас­сической параллель между историческим и судебным до­казательством. Поскольку судебное доказательство всегда

.280

ограничено, юридическая истина, которая основывается:¹ на нем, далека от подлинной истины, это — искусственная истина. Как говорили римские юристы — «судебное ре­шение принимается за истину».

Еще одно дополнительное замечание — о реальности,, которую призвана охватить юридическая социология. По­нятие правовой реальности неопределенно. Мы не исчер­паем его, если добавим к законам и обычаям судебную н внесудебную практику и договоры. Это все сфера догма­тического права. Перед юридической социологией более-обширная область, в которую входят также правонару­шения, фактические ситуации (например, «свободный союз»), являющиеся как бы продолжением права. Все,, перечисленное выше и взятое вместе, и составляет то, что-можно назвать позитивной правовой реальностью. Но су­ществует также негативная правовая реальность, кото­рая хотя и не видна, но тем не менее важна. Сюда отно­сятся, в частности, пробелы в праве, бездействие закона-(это также форма его реального осуществления).

Из числа причин, препятствующих юридико-социоло-гическому знанию, укажем на свойственный праву фор­мализм. Дюркгейм считал правильным, что его социо­логические методы обращаются по преимуществу к та­ким явлениям, которые материализованы и имеют внеш­нюю форму. Но явления, зафиксированные юридически и получившие тем самым внешнюю форму, составляют лишь малую часть правовой реальности. Основная масса юридических фактов не оставляет после себя следов, в мы можем впоследствии изучать лишь то, что было фор­мализовано, а это опасно, ибо ведет к искажениям. Так, изучая нотариально заверенные дарения, мы упускаем из виду ту массу дарений, которая не требовала преду­становленной формы, а за куплей-продажей недвижимо­сти не видим повседневные акты бытовой купли-продажи.