Вступительная статья

Советская юридическая наука уделяет большое внима­ние развитию направления исследований, которое получи­ло название «социология права». И хотя споры о статусе этого направления в системе правоведения, о круге относя­щихся к его ведению проблем (очевидно, такие споры на первых этапах неизбежны) продолжаются, общепризнано, что социологическая ориентация существенно важна для дальнейшего развития советской юридической науки¹.

Несомненно, что фактором, стимулировавшим активи­зацию этого направления, явилась интенсивная практика конкретно-социологических юридических исследований. В соединении с традиционным для марксизма социологи­ческим, историко-материалистическим видением права эта практика, во-первых, позволила обратиться к изучению таких явлений правовой действительности, которые ранее не охватывались проблематикой правоведения, во-вторых, помогла взглянуть под особым углом зрения на ряд тради­ционных проблем этой науки, в-третьих, потребовала ме­тодологических разработок об особенностях и возможно­стях применения конкретно-социологических методов в праве. В обновленном виде предстало соединение эмпири­ческого уровня исследований с теорией среднего и выс­шего уровня.

Для юридической науки, обращенной прежде всего к особой нормативной форме отражения социального бытия, а проще говоря, к праву как совокупности норм, использо­вание социологических методов особенно важно, ибо оно

¹ См., напр.: К а з и м и р ч у к В. П. и др. Право и социология. М., 1973; Кудрявцев В. Н. и др. Методологические проблемы советской юридической науки. М., 1980; Проблемы методологии и методики правоведения. М., 1974; Козлов В. А., С у с л о в Ю. А. Конкретно-социологические исследования в области права. Л.. 1981.

помогает установить, в какой степени эти нормы реализу­ются в реальной жизни, нет ли разрыва между должным и сущим, как оценивает данные нормы общественное мне­ние и т. д.

Однако стимулирующая роль конкретных исследований в развитии социологии права вовсе не означает, что ее объ­ект ограничен теми отношениями, которые могут анализи­роваться существующими ныне методами социологических исследований. Социологический подход к праву — значи­тельно более широкое понятие, чем применение конкретно-социологических методов, а разграничение направлений исследования в рамках единой науки «должно идти не только по линии расчленения объектов исследования, но и по аспектам и уровням исследования в случаях совпаде­ния их объектов» '.

Развитие социологии права в советской науке не может не сопровождаться вопросом, что представляет собой сего­дня юридическая социология на Западе? Именно «юри­дическая социология», а не «социологическая юриспруден­ция» первой половины нашего века, достаточно детально освещенная в нашей литературе.

Предлагаемая вниманию советского читателя моногра­фия известного французского ученого Ж. Карбонье, пожа­луй, самое значительное исследование такого рода не толь­ко во французской, но и во всей западноевропейской лите­ратуре юридико-социологического плана. Не случайно она переведена на немецкий и другие европейские языки. От работ американских авторов ее отличает теоретичность, ясность и четкость изложения, логически последователь­ная концепция.

В изданной ранее на русском языке книге Р. Пэнто и М. Гравиц «Методы социальных наук» («Прогресс», 1972) эти методы излагаются безотносительно к специфике их применения в праве, а общая часть книги дает понятия теории государства и права без попытки сконструировать юридико-социологическую концепцию. Иной подход у Ж. Карбонье; он создает довольно оригинальную концеп­цию о предмете, роли и функциях юридической социоло­гии, а методы социологического анализа рассматривает исключительно под углом зрения их использования в праве.

'Керимов Д. А. Общая теория государства и права. М., 1977, с. 42.

Ж. Карбонье принадлежит к старшему ныне поколе­нию французской профессуры, чья зрелая научная дея­тельность развернулась в послевоенные десятилетия. Он родился в 1908 г., учился на факультете права универси­тета в Бордо, преподавал в университете в Пуатье (почет­ный декан факультета права), а с 1955 г. профессор Па­рижского университета, руководитель кафедры социологии права и лаборатории юридико-социологических исследова­ний при университете.

Ж. Карбонье принадлежит к либеральным кругам бур­жуазной интеллигенции. Хотя он и отмечал, что в наше время невозможно «отрицать крайне важное значение социализма как социального феномена» ', сам автор — сто­ронник буржуазного строя и правопорядка в их демократи­ческом варианте.

Исходная научная специализация Ж. Карбонье — гражданское право. Он автор трехтомного курса «Граж­данское право», впервые опубликованного в 1955 г. и с тех пор неоднократно переиздававшегося². Гражданское пра­во — это та отрасль французской юридической науки, ко­торая, пожалуй, в наибольшей степени сохранила верность формально-догматическим традициям и далека от социо­логических веяний. В сущности, курс «Гражданское пра­во» Карбонье не слишком далеко выходит за традицион­ные рамки этой науки. И тем не менее именно Ж. Кар­бонье активно способствовал расширению конкретных пра­вовых исследований в своей стране, развитию юридической социологии как научной дисциплины, отражающей стиль и традиции французской научной мысли. Хотя автор исполь­зует американскую литературу вопроса в большей мере, чем литературу других западных стран (что соответствует масштабам социологических и юридико-социологических. разработок в разных странах), тем не менее и в этой своей книге (см. предисловие к русскому изданию) и по другим поводам Карбонье подчеркивает, что французская юриди-, ческая социология не должна быть американизированной³. Эта установка автора выражена не только в стиле книги, о чем он пишет в предисловии, не только в критике от­дельных положений американской социологии (см., напри-

¹ См. предисловие к книге: Dalligay Suzanne. Essai sur les principles d'un droit civil socialiste. P., 1976, p. XII.

²Carbonnier J. Droit civil. 10 ed. P., t. 1—3, 1974.

³ См. предисловие Карбонье к книге: Le divorce en Europe occidentale. La loi et le nombre. Geneve — Paris, 1983, p. 1.

мер, критику социопсихологических подходов в американ­ской социологии права), но прежде всего в большем вни­мании к теоретическим аспектам юридической социологии.

Для книги Ж. Карбонье характерно довольно удачное сочетание теоретических и практико-прикладных аспектов юридической социологии. Ему в значительной мере уда­лось избегнуть двух крайностей, продемонстрированных буржуазной наукой. Первая из них (она и исторически была первой) —в пренебрежении эмпирической базой, чем характеризовались, в частности, почти все течения так называемой «социологической юриспруденции», абстракт­но-теоретический уровень которой не намного уступал фи­лософии права. В одной из своих работ Ж. Карбонье спра­ведливо заметил, что юридическая социология, если она хочет стать наукой, «должна научиться измерять и счи­тать» ^!. Вторая крайность — это крайнее увлечение эмпи­ризмом, фактологической стороной дела, без сколько-ни­будь развернутых исходных теоретических установок и завершающих теоретических обобщений. Такой «гиперэм­пиризм» особенно характерен для послевоенной американ­ской социологии права (что отражает позиции общей со­циологии и политической науки США). В юридической социологии, в том виде, как ее представляет Ж. Карбонье, теоретический и практико-прикладной аспекты скоордини­рованы, и она представляет собой одновременно и теоре­тическую, и эмпирически ориентированную дисциплину. Другое дело, что в теоретической части юридической со­циологии Карбонье с марксистских позиций многое спор­но и уязвимо.

Книга Карбонье интересна не только своей общей юри-дико-социологической концепцией. Широкий научный кругозор автора, высокая правовая культура, интерес к истории права позволили ему сделать немало замечаний и соображений, которые условно, используя английскую юридическую терминологию, можно назвать «obiter dicta», то есть «сказанным попутно», подчас лишь в порядке по­становки вопроса, но значимым по существу. Таким путем автор высказал свое мнение и по ряду спорных проблем юридической науки. В книге много интересных историче­ских данных и иных сведений, обогащающих правовую культуру читателя.

'Carbonnier J. Flexible droit. Texes pour une sociologie du droit sans rigueur. P., 1971, p. 1.

Ж. Карбонье оговаривает, что его социология права не охватывает все право, все его отрасли и ее стержнем явля­ется частное право, а точнее, гражданское право. Эту ого­ворку не следует понимать в том смысле, что автор хочет разработать социологию гражданского права. Речь идет о юридической социологии как таковой, но опирающейся прежде всего на материалы гражданского права. Подобная постановка вопроса вполне возможна, тем более что, с од­ной стороны, она соответствует профессиональному опыту автора, а с другой — остающиеся в стороне сферы поли­тической социологии и криминологии разработаны на сегодня лучше, чем какие-либо другие. Если далее вспом­нить, что самая первая работа Карбонье называлась «Режим семейного имущества», то можно понять и его явное пристрастие к примерам из этой области. При всем при'том иллюстративный фон в книге несколько обеднен. Бросается в глаза, в частности, отсутствие примеров из об­ласти трудового права, которое по многим параметрам (острота отражаемых им социальных противоречий, объем регулируемых отношений и т. д.) представляет собой бла­годатный объект для юридико-социологического анализа.

В обширном введении («Пролегомены») автор выска­зал ряд интересных соображений о соотношении юридиче­ской социологии с общей социологией, с другими общест­венными науками (демографией, этнологией и т. д.), о внутренней дифференциации юридической социологии, воз­можной не только по отраслям права (такой подход явля­ется преобладающим), но и по «исполнителям правовых ролей» (законодатель, судья), о различных формах право­вой психологии (социальная, национальная, индивидуаль­ная). Особое внимание, очевидно, привлекут здесь те кор­реляции и направления научных исследований, к которым наша юридическая наука обратилась лишь недавно: на­пример, корреляция «правоведение — демография», юри­дическая этнология и т. п.

По мнению Карбонье, социология права производна от социологии, развивалась как отрасль последней, а получив самостоятельность, активно взаимодействует с общей со­циологией¹. Одновременно Карбонье резко разграничива­ет и даже противопоставляет юридическую социологию и

¹ Аналогична позиция и другого французского автора, Ф. Тер-ре, много писавшего о социологии права. См., например, его статью «Социология права во Франции» в сборнике: Norms and Actions. Ed. P. Treves and Clastra van Loon. Hague, 1968, p. 210.

традиционную юриспруденцию, утверждая, что послед­няя—носитель догматического подхода, а первая—«центр недогматического изучения права».

Возникающий в этой связи вопрос можно сформулиро­вать следующим образом. Если задача юридической социо­логии — изучение права, его собственных проблем, расши­рение системы научных юридических знаний (а именно такова позиция Карбонье), то может ли эта дисциплина ориентироваться по преимуществу на общую социологию, не есть ли глубокое, профессиональное знание права (по­добно тому, например, как сам Карбонье знает право гражданское) необходимое условие успешного развития этой дисциплины?

«Право — это весьма сложный объект для изучения, и, чтобы проникнуться им, нужны годы тяжелого труда», — справедливо замечает сам автор. Используя его же про­тивопоставление изучения «права извне» (оно свойствен­но социологии) изучению «права изнутри» (это свойствен­но традиционной юриспруденции), можно сказать, что для того, чтобы успешно изучать право извне, нужно хорошо знать его изнутри. Этого как раз часто и не хвата­ет авторам, приходящим в право из социологии, и тогда юридическая социология оказывается сведенной в основ­ном к использованию правового материала для иллюстра­ции социологических установок и решений. В свете ска­занного представляется, что столь жесткое разграничение (переходящее в противопоставление) юридической социо­логии и традиционной юриспруденции, которое проводит Карбонье, должно быть существенно смягчено. Социология права вполне может рассматриваться как составная часть юридической науки, один из аспектов ее деятельности.

В отличие от буржуазной юриспруденции, особенно ее сугубо позитивистских и нормативистских концепций (их свойства в какой-то мере объясняют столь резко проведен­ное автором противопоставление «догмы права» и «социо­логии права»), марксистская теория монистически соеди­няет философский, социологический и собственно юриди­ческий подходы к праву. Она исходит не из противопо­ставления, а из координации социологического н юриди­ческого видения изучаемых явлений.

Первая глава книги посвящена истории юридической социологии. Для науки истории правовых учений она пред­ставляет интерес, в частности, тем, что подтверждает одно важное для ее методологии положение: эта наука может

рассматривать свой предмет под разными углами зрения, в том числе и как процесс формирования и развития юри-дико-социологических установок и ориентации.

Перед читателем проходит целая плеяда мыслителей различных времен. Автору удались краткие содержатель­ные характеристики многих из них. Очевидно, правильно и то, что, показывая развитие юридической социологии, автор обращается и к тем школам, которые препятствова­ли этому развитию.

Возможно, автору следовало бы несколько строже раз­граничить два момента, а именно социологический аспект в истории правовой мысли и собственно историю социоло­гии права как научной дисциплины. Иначе читателю не вполне понятно, почему, датировав появление юридиче­ской социологии XX веком и несколько иронически ото­звавшись о модном поветрии выискивать все новых пред­теч юридической социологии, Карбонье тут же углубился в даль веков. Среди мыслителей прошлого, к которым он обращается, многие, бесспорно, относятся к числу предтеч социологии права, но есть и такие, кому вполне могли бы составить конкуренцию другие, не упомянутые им авторы. Так, например, по нашему мнению, взгляды Демокрита и софистов заслуживают не меньшего внимания, чем кон­цепция Гераклита, а Бриссо, Робеспьер и некоторые дру­гие деятели Французской революции занимают в преды­стории социологии права не менее значимое место, чем де Местр и Бональд. Такого рода примеры можно продолжить.

В историческом очерке есть разделы, посвященные марксистскому учению. И в других местах книги Ж. Кар­бонье обращается к отдельным положениям марксизма. Он отмечает рост влияния марксизма в наше время, а также его воздействие на развитие социологии в западных стра­нах. Карбонье стремится объективно, хотя и весьма крат­ко, обрисовать фундаментальные положения марксизма об определяющей роли базиса в отношении правовой над­стройки, классовом характере права, отмирании права, историзме и детерминизме марксистского материалистиче­ского подхода к праву. Им отмечена значимость для юри­дической социологии книги Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

Вместе с тем автор не увидел в марксизме многое важное и существенное для понимания права, в том числе в его социологическом аспекте. Он выделяет в трудах основоположников этого учения два аспекта. Один — кон-

кретные высказывания о праве, сопутствующие изучению социальных проблем, например высказывания Маркса о правовом положении женщины или ипотечном кредите. Второй — фундаментальная общесоциологическая теория, о которой уже говорилось выше (материализм, классовая борьба, отмирание права). Однако имеется еще и третий аспект — достаточно развернутая марксистская концепция права, которая лежит как бы между этими двумя полюса­ми. Поэтому этот аспект условно может быть назван тео^ рией среднего уровня. Опираясь на фундаментальные социологические установки, она показывает закономерно­сти исторического развития права, тесную связь права и государства, корреляции права с экономикой, политикой, культурой, идеологией, моралью, возможные направления воздействия права на общественное развитие, соотношение права и закона, влияние конкретно-исторических условий на формы права, зависимость прав и свобод личности от их реальных социальных гарантий, тесную связь материаль­ного права с процессуальными формами и многое другое. Однако Карбонье этого третьего аспекта не увидел; этим, возможно, и объясняется неверное или неточное из­ложение позиций марксизма по некоторым конкретным проблемам. Так, например, неверно утверждение автора, что в марксистской концепции «право, по-видимому, само является идеологией, и не более чем идеологией. Оно — одна из идеологий среди других». Марксизм говорит о воздействии идеологии на право (особенно правотворче­ство), о том, что право является выразителем господствую­щих в обществе идей, но он не отождествляет право и иде­ологию. Это два разных социальных явления. Карбонье напрасно утверждает, что в работе «Юридический социа­лизм» Ф. Энгельс говорит о «праве как господствующей идеологии». На самом деле Энгельс характеризует здесь не само право, а господствовавшие в ходе развития общества идеологии, из которых добуржуазная («мировоззрение средних веков») носила религиозную окраску (теологиче­ское мировоззрение), а последующая, буржуазная — пра­вовую (юридическое мировоззрение) ¹. Мировоззрение не следует смешивать с правом, а тем более «легалистским правом», как это получается у Карбонье².

Приведем еще пример. Карбонье полагает, что лишь теперь, в наше время, юристы-марксисты стали подчерки­вать возможность обратного воздействия права на инфра­структуру. Но еще за девяносто лет до выхода книги Ж. Карбонье «Юридическая социология» Ф. Энгельс вел полемику с теми, кто обвинял марксизм в отрицании влия­ния права на экономические отношения. Для того чтобы убедиться в несостоятельности этих упреков, писал Ф. Эн­гельс, достаточно «посмотреть «Капитал», например, отдел о рабочем дне, где показано, какое решительное действие оказывает законодательство» '. Приведем и другое его высказывание: «Экономическое движение в общем и целом проложит себе путь, но оно будет испытывать на себе так­же и обратное воздействие политического движения, кото­рое оно само создало и которое обладает относительной самостоятельностью... С правом дело обстоит точно так же»². Добавим к сказанному, что марксистский тезис о социалистическом преобразовании общественных отноше­ний с необходимостью предполагает активную роль госу­дарства и права.

Вряд ли читатель удовлетворен тем, как представлено в книге современное состояние марксистской теории права, и прежде всего потому, что автор исключил из поля зрения марксистскую теорию права в том виде, как она разрабо­тана сегодня в науке социалистических стран. К юриди­ческой литературе и праву этих стран автор, за редкими исключениями, не обращается.

Содержание второй главы — «Объект юридической со­циологии» — шире, чем ее название. Автор исследует здесь и такие сложные вопросы правоведения, как по­нятие правовой системы, специфические черты права, юридическая аккультурация.

Карбонье различает узкое и широкое понимание юри­дической социологии. Первое ограничивает предмет этой дисциплины собственно правом. Второе, сторонником ко­торого является автор, включает в ее ведение широкий круг юридических явлений, различным классификациям которых он уделяет немало места. В числе юридических явлений оказываются практически все правовые акты и

¹ См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 495—496.

² Во французской литературе и в работах Карбонье термином «право» называют как собственно право, так и науку права.

Отсюда недостаточно четкое разграничение, а нередко и смешение этих двух понятий, что следует иметь в виду читателю.

•Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 420.

² Там же, с. 416—417.;: -г^._;,-:,:-:

юридические факты, материальные и процессуальные пра­воотношения, правовые институты, договоры, конфликты и т. д.

Широкое понимание предмета юридической социологии в целом плодотворно. И в советской юридической литера­туре преобладает мнение, что задача юридической науки на современном этапе не сводится к изучению (как это ни важно само по себе) собственно права, она должна охва­тить всю правовую систему общества и в изучении многих компонентов этой системы (процесс правотворчества, пове­дение людей в сфере права, правосознание, динамика право­отношений и др.) особая роль отводится социологии права.

Однако для успеха широкого подхода к предмету со­циологии права мало поставить эти объекты рядом друг с другом. Нужно четкое теоретическое представление о том, каким образом они взаимосвязаны в реальной жизни, ка­кие из них выступают в роли определяющих, системообра­зующих факторов, что главное и что второстепенное, то есть необходимо четкое представление о правовой систе­ме общества, ее внутренних связях и особенностях взаимо­действия с окружающей средой.

Ж. Карбопье посвящает правовой системе целый под­раздел главы второй. Хотя автор исходит из верной по­сылки о том, что для социологии права правовая система — это нечто иное, чем аналогичное понятие в теории позитив­ного права или в сравнительном правоведении, тем не менее его социологическая система права предстает как весьма расплывчатое образование.

Перед нами не столько правовая система, сколько кон­гломерат явлений правовой жизни общества, их перечис­ление без уяснения системообразующих факторов и необ­ходимых внутренних связей, которые и делают систему целостным единством. Кроме того, автор — последователь­ный сторонник юридического плюрализма (или институ­ционализма) — концепции, которая лишает государство монополии на право и утверждает, что в одно и то же вре­мя, на одном и том же социальном пространстве могут сосуществовать несколько правовых систем, разумеется, прежде всего государственная, но наряду с ней и другие, независимые от нее и даже эвентуально соперничающие с ней. В отличие от тех сторонников институционализма, которые делали акцент на нормах различных негосударст­венных организаций (объявляя эти нормы правом), Кар­бонье вслед за Ж. Гурвичем (оказавшим сильное влияние

на многие установки автора) делает основной упор на такие «проявления плюрализма», как «инфраюридические» правовые системы: «фольклорное право», «детское право», «вульгарное право», оговаривая, правда, что, возможно, мы имеем здесь дело с «подправом».

При изучении некоторых проблем, например коллизии закона и традиции или механизма формирования юриди-ко-нормативных установок в индивидуальном сознании, социология права может столкнуться с тем, что Карбонье называет «инфраюридическими явлениями». Но одно де­ло — круг изучаемых явлений, а другое — понятие и содер­жание права и правовой системы.

Концепция Карбонье повторяет две основные установ­ки институционализма, не раз критиковавшиеся в нашей литературе: неоправданно широкая трактовка права с включением в это понятие неправовых социальных норм и умаление роли права как государственного явления¹.

Как справедливо отметили ученые ГДР в рецензии на немецкое издание книги Карбонье, в концепции автора за массой «юридических феноменов и проявлений плюрализ­ма исчезает то, что действительно является правом» ². Пра­во государства не находит в его модели правовой системы того места, которое оно призвано занимать. Оно оказыва­ется чуть ли не в одном ряду с «детским правом» и тому подобными явлениями. Исчезает важнейший системообра­зующий фактор: связь права и государства.

Все это плохо соответствует реалиям современного об­щества и роли государства в развитии и функционирова­нии правовых систем. Если, определяя свой предмет и круг изучаемых явлений, юридическая социология не будет в должной мере учитывать этот важнейший фактор и про­блемы, показывающие право как государственное явление, не займут в этом круге центральное место, такая социоло­гия рискует оказаться не правовой, а околоправовой.

Карбонье всегда уделял немало внимания проблеме разграничения правового и социального неправового. В своих предыдущих работах он возвел в ранг теоремы социологии права формулу «право меньше, чем весь ком­плекс отношений между людьми», выдвинул концепцию «право и не-право», в какой-то мере полезную для пре-

¹ См., напр.: Луковская Д. И. Социологическое направле­ние во французской теории права. Л., 1972; Туманов В. А. Буржуазная правовая идеология. М., 1971.

² «Staat und Recht», 1977, 1. S. 104

одоления юридико-мировоззренческого преувеличения ро­ли права в движении общественных отношений'. Однако эти положения, как и верные суждения автора о множе­ственности нормативных систем, явлениях межнорматив­ности, исторической изменяемости границы правового и неправового в значительной мере обесцениваются плюра­листической трактовкой.

Следствием плюралистической концепции и недооцен­ки государственного фактора в праве явилось и отрицание государственного принуждения как основного критерия отличия права от других социальных норм. Автор считает основным критерием возможность обращения участников данного отношения к третьему лицу, особое положение которого позволяет ему разобраться в существе спора и найти выход из сложившейся ситуации путем принятия решения. «Процесс и решение — это такие психосоциологи­ческие феномены, которые столь чужды всем социальным неправовым явлениям и столь специфичны для права, что представляется наиболее правильным избрать именно их как критерии юридического... Как только отношение меж­ду двумя лицами может стать объектом рассмотрения со стороны третьего лица, которое решает спорные вопросы, это означает, что данное отношение из области нравов перешло в несколько неопределенное царство права». Та­ким третьим лицом может быть суд, другой государст­венный орган и даже частное лицо.

Мы вовсе не склонны отрицать, что данный признак является весьма существенным для права. Вообще, по­скольку речь идет о специфике правовых отношений и норм по сравнению с неправовыми общественными отно­шениями и нормами, можно говорить о нескольких таких признаках. Но среди них особое место — выступая как conditio sine qua non — занимает защита этих отношений государственной властью, возможность ее вмешательства в случае нарушения действующих правовых норм. Такое вмешательство и принято называть принуждением, хотя оно далеко не всегда выливается в применение чисто физи­ческого принуждения в отношении личности лица или его имущества.

Автор исходит из своеобразной презумпции, согласно которой обращения за разрешением споров (чаще всего в суд) преследуют цели компромиссов и мирных соглаше-

См.: Carbonnier J. Flexible droit, p. 18, p. 20—42.

ний, т. е. дело обходится без принуждения. Но на чем ос­нована эта идиллическая презумпция? Ее достаточно лег­ко можно было бы проверить с помощью конкретно-социо­логических исследований. Но вряд ли они подтвердили бы позицию автора даже в области гражданского права, не, говоря уже об уголовном или административном. В том-то и смысл и авторитет «процесса и решения», что за ними стоит возможность принудить, обязать выполнить, и имен­но этого, как правило, ждут от суда или другого компе­тентного государственного органа обратившиеся к ним лица. Все связи с возможностью принуждения «процесс и решение» в праве теряют свой потенциал и по существу уже ничем не отличаются от решения моральных, этиче­ских и иных споров, где также возможно обращение к третьему лицу. Жесткая, детальная регламентация процес­суальных процедур, особенно судебной деятельности, и есть как раз следствие того, что за «процессом и решени­ем» стоит возможность государственного вмешательства и весьма сильной формы социального воздействия на пове­дение людей.

Характерно, что, говоря о принуждении в праве, Кар-€онье избегает определения «государственное». Он пред­почитает говорить о принуждении, «исходящем из обще­ства», — «социальном принуждении». Это прямое следствие плюралистической трактовки права. Государственное при­нуждение, по Карбонье, возможно только в отношении закона. Оно не относимо даже к обычаям, за которыми, по его мнению, стоит лишь неосознанное и неорганизованное социальное давление. Однако история права свидетельст­вует о том, что обычаи становились правовыми лишь тог­да и постольку, когда и поскольку они санкционировались государственной властью путем судебной практики или с помощью иных государственных форм.

Разумеется, сам по себе термин «социальное принуж­дение» не вызывает возражений, но у автора здесь, как и при рассмотрении некоторых других проблем, прослежи­вается стремление как бы напрямую соединить право и общество, минуя государство. Взаимосвязи общества и пра­ва многогранны, и среди них, очевидно, есть и такие, кото­рые в меньшей мере или не сразу получают государствен­ный отпечаток. Однако это не главное. Основной же вы­вод из рассмотрения такой фундаментальной проблемы, как «общество и право», — огромная, конститутивная роль государства в переводе социального неправового в право-

вое. На протяжении веков человечество живет в государ­ственно-организованном обществе, и без корреляции «го­сударство — право» нельзя понять ни историю права, ни тем более право в современном мире, когда роль государ­ства еще более возросла.

Немало полезного для дальнейшего развития конкрет­но-социологических исследований в нашей юридической науке дает третья глава книги, посвященная процедурам и методикам этих исследований, к которой тематически примыкает вторая часть последней, четвертой главы, где речь идет о практико-прикладной функции юридической социологии.

На первый взгляд может показаться, что Карбонье рас­сказывает о методах и процедурах, достаточно детально описанных в социологической литературе¹. Он и сам пи­шет о том, что «здесь от юридической социологии не следу­ет ожидать ничего сверхоригинального... Ее методы те же, что и у общей социологии». На самом же деле автору уда­лось показать особенности применения этих методов в юри­дической науке, а также и то, чем эта наука может обога­тить методику конкретно-социологических исследований.

Так, обращаясь к анализу документов и различая изу­чение документов юридического значения и документов, не имеющих отношения к праву, Карбонье особое внима­ние уделяет социологическому анализу судебной практики. Советская наука достаточно активна в изучении и обоб­щении судебной практики², использовала она и опросы для анализа отдельных сторон судебной деятельности, но то, что предлагает Карбонье, носит новый и своеобразный характер. Речь идет об изучении судебных дел как источ­ника сведений о юридически значимых жизненных ситуа­циях, представлениях людей о праве и правосудии, харак­тере конфликтов и т. п. Весьма тривиальные и малоинте­ресные в собственно юридическом плане дела (например, о расторжении брака) в то же время могут оказаться источником важных данных для юридической социологии как науки о юридически значимом поведении людей. Кар­бонье отмечает как сильные, так и слабые стороны социо-

¹ См., напр.: Здравомыслов А. Г. Методология и проце­дура социологических исследований. М., 1969; Ярдов В. А. Со­циологическое исследование. Методология. Программа. Методы. М., 1972.

² Подробнее см., напр.: Судебная практика в советской право­вой системе. Под ред. С. Н. Братуся. М., 1975.

логического анализа судебной практики, намечает после­довательность стадий исследовательской процедуры.

С несомненным интересом прочтет читатель раздел о возможностях юридико-социологического анализа художе­ственной литературы и других произведений искусства. У нас имеются исследования взглядов больших писателей на право и правосудие '. Есть и исследования более широ­кого плана, как, например, книга И. Т. Голякова «Суд и законность в художественной литературе» (М., 1959 г.), с главой, посвященной французской литературе — Бальза­ку, Стендалю, Гюго, Золя, Мопассану, Франсу. Эта книга более соответствует тому пути исследования, названному Карбонье «синтетическим», цель которого не столько в том, чтобы охарактеризовать взгляды писателя, а в том, чтобы осветить определенную правовую проблему мате­риалами, почерпнутыми из произведений какого-либо од­ного или нескольких авторов. Возможности изучения рус­ской литературы в этом направлении поистине безгранич­ны². Интересно и то, что говорит автор о возможностях исследования темы «Право в живописи».

Следует оговорить, что некоторые ссылки автора на примеры из художественной литературы могут вызвать затруднения у читателя. Это связано с неадекватностью опубликованных русских переводов, в которых исчезают именно те юридические тонкости, на которые обращает внимание Карбонье. Так, например, Карбонье полагает, что отношение судей к своей деятельности удачно выраже­но П. Корнелем в трагедии «Сид» в реплике государя, ко­торому сообщают, что к нему пришла героиня пьесы Химена просить его о правосудии. «Досадная новость и до­кучливая обязанность!» — восклицает государь. В послед­нем же по времени русском издании эта реплика переведе­на так: «Долг не ко времени! Докучливая весть!»³ Смысл высказывания в переводе явно искажен.

¹ См., напр.: Карлова Т. С. Достоевский и русский суд. Казань, 1975; Смолярчук В. И. Л. Н. Толстой о праве и юри­дической пауке. — «Советское государство и право», 1978, № 9; Комарова В. П. Личность и государство в исторических драмах Шекспира. Л, 1977.

² См., напр.: Маркова М. Г. Художественная литература в преподавании советского гражданского и семейного права. — «Пра­воведение», 1974, № 3, и др.

³ Корн ель Пьер. Театр. М., 1985, т. 1, с. 280—281.

²* 19

Из широкого круга вопросов, которые автор объединя­ет понятием «изучение фактов» (использование статисти­ческих данных, опросы и техника их проведения и др.)? отметим предложенный автором метод контропроса, кото­рый по его идее является как бы переносом принципа со­стязательности в исследовательскую технику юридической социологии; показ тех психологических и иных трудностей, с которыми сталкиваются опросы по проблемам права и правосудия. Особое внимание автор уделил опросам рефе-рендарного типа, что, несомненно, связано с той ролью, которую играли референдумы в политической жизни Пятой республики в голлистский период. Опрос референдарного типа — это явление, лежащее уже на стыке социологии права и политической науки.

Автором высказан ряд заслуживающих внимания сооб­ражений и данных о специфике выборочных опросов, тес­тирования, эксперимента в сфере, изучаемой юридической социологией. Не ограничиваясь конкретно-социологически­ми методами, он удачно показывает возможности исполь­зования методов классической логики (согласия, разницы, сопутствующих изменений). Автор сдержанно относится к возможностям использования математических методов в праве, и эта сдержанность, по нашему мнению, обосно­ванна, ибо пока еще попытки использовать эти методы в праве имеют своим результатом лишь формализацию уже известного без сколько-нибудь значимого прироста науч­ных данных. Карбонье справедливо отмечает в этой связи, что, если формализация еще может выразить догматиче­ское содержание нормы, «она тем не менее недостаточна, чтобы передать скрытую за этим содержанием социологи­ческую реальность». Проблем прогнозирования автор не затрагивает.

Своеобразна проблема, которую Карбонье называет «анализом естественных данных». В ее основе — недоверие к данным опросов, которые, по мнению их критиков, слиш­ком сильно подвержены субъективистским искажениям. Отсюда требование оперировать исключительно фактами («естественными данными») без опосредующей роли мне­ний. Автор ставит вопрос, в какой мере норма права может рассматриваться как такое «естественное данное». Ведь сам факт ее существования дает основание полагать, что в реальной жизни многократно повторяется то, о чем она говорит. «Другими словами, констатация наличия нормы эквивалентна констатации многократно повторенного фак-

та». Отсюда презумпция определенной эффективности нормы права. Однако автор подчеркивает и показывает, что это опровержимая презумпция, что значительная не­эффективность нормы — достаточно частое явление и не­редко следствие того, что законодатель, издав закон, тотчас же теряет интерес к его дальнейшей судьбе.

Автор не рассматривает в данной книге в полном объ­еме как автономную проблему эффективности правовых норм, которая активно обсуждается в нашей юридической-литературе '. Вместе с тем им высказаны интересные со­ображения о роли «послезаконодательной социологии» для разъяснения смысла и цели изданных законов, а также-выявления того, как «работают» уже действующие зако­ны. Заслуживает внимания и «предзаконодательная социо­логия» — изучение общественного мнения по проблеме, которую собирается решить законодатель, и подготовка общественного мнения к реформе.

В целом, однако, «социология законодательства» пред­стает в книге Карбонье в обуженном виде. В сущности* говоря, она сведена к прикладной социологии законода­тельства, использованию конкретно-социологических мето­дов в законодательных целях. Это важный аспект пробле­мы, но этим социология законодательства не может ограничиться. Она призвана раскрыть также социальный* механизм государственного правотворчества, его движу­щие силы, преобладающие тенденции и т. д. Автор исполь­зует термин «социологический законодатель», но сколько-нибудь развернутой характеристики этого понятия (в част­ности, на примере современной Франции) читатель не-получает. Не узнает он и о том, каковы формы и каналы-воздействия этого «социологического законодателя» на «юридического законодателя». Очевидно, именно социоло­гия законодательства призвана объяснить такие явления, как рост государственного нормотворчества, вытеснение закона подзаконными актами, и ряд других социальных процессов в сфере правотворчества.

¹ См., напр.: Кудрявцев В. Н. и др. Эффективность право­вых норм. М., 1980; Самощенко И. С., Никит и некий В. И. О понятии эффективности правовых норм. — Ученые записки ВНИИСЗ, вып. 18; Они ж е. Цели правовых норм — масштаб и оценки их эффективности. — Там же, вып. 19; Никитин­ский В. И., Г л а з ы р и н В. В., К а з а р и н о в а С. Е. О методике измерения эффективности правовых норм (опыт конкретных со­циально-правовых исследований). — «Советское государство л право», 1975, № 9.

2Г

Говоря о том, что может дать прикладная юридическая социология правосудию, Карбонье выдвигает два понятия: «социологическая экспертиза» и «социологическое толко­вание». Если первое из них представляет собой как бы обобщение уже известных и используемых в судебной дея­тельности форм (применительно к советскому праву под понятие «социологическая экспертиза» попали бы, в частности, представляемые в суд характеристики), то вто­рое является попыткой предложить новую форму толкова­ния, отличную как от его традиционных юридических при­емов, так и от способов, предлагавшихся ранее различны­ми течениями социологической юриспруденции. В основе своей эта идея весьма демократична и сводится к тому, что судебное толкование нормы должно учитывать, как пони­мают и толкуют ее адресаты этой нормы; это — толкова­ние, соответствующее взглядам населения. Конечно, прак­тическая реализация социологического толкования весьма непроста. Ведь речь идет не просто об изучении правосоз­нания, а о конкретно-социологическом исследовании опре­деленных проблем в ходе правоприменительной деятель­ности суда. Тем не менее постановка вопроса перспектив­на, а трудности — преодолимы.

Позволим себе, однако, заметить, что, если бы в совре­менной Франции проводились предлагаемые автором со­циологические исследования, обращенные к здравому смыслу населения, вряд ли полученные ответы подтверди­ли бы его позицию, выраженную им с помощью библей­ской формулы «и бедному не потворствуй в тяжбе его». В чем, в чем, а в потворствовании бедному буржуазный суд упрекнуть никак нельзя'. Сам автор констатирует, что бедные редко бывают участниками гражданских судебных споров. Но почему это так? Разве не является это следст­вием проблемы, которая в западной литературе получила название «доступ к юстиции»? И не было ли целью одного из крупных многонациональных исследований последних лет ответить на вопрос: как достигнуть того, чтобы юсти­ция стала доступной для бедных? ² И не есть ли (еще раз подтвержденное этим исследованием) недоверие широких

¹ См., в частности: Ш а р в е н Р. Юстиция во Франции. Су­дебный аппарат и классовая борьба. М., «Прогресс», 1978.

² См.: Cappelletti M. (direction). Acces a la justice en Etat. — Providence. P., 1984.

слоев населения к суду следствие именно того, что суд этот долго и стабильно не потворствовал бедным? И не кри­тикуют ли во Франции специально созданную службу «судебной помощи» за то, что она недостаточна для того, чтобы обеспечить равенство всех перед правосудием? '

Во французских рецензиях на книгу Карбонье отмеча­лось его предпочтение «средним решениям», т. е. отказу от категорических формулировок и окончательных выво­дов ². Автор и сам в какой-то мере «спровоцировал» этот упрек своим предисловием к первому французскому изда­нию. Справедливости ради надо подчеркнуть, что в книге Карбонье немало достаточно определенных выводов, а сдержанность суждений, сочетание аргументации «за» с аргументацией «против», предположительные решения вовсе не противопоказаны научной деятельности, и рас­суждающий стиль для нее часто полезнее, чем категорич­ность суждений и дидактическая тональность. Тем не ме­нее есть некоторые проблемы, на которые читателю книги хотелось бы получить более четкий ответ.

Таков, например, вопрос о детерминированности права, который рассматривается в первой части четвертой главы, где речь идет о научной или теоретической функции юри­дической социологии. Автор выдвигает тезис, что право в основном детерминировано. Тезис о детерминированности права совершенно правилен, и читатель ожидает, что автор более или менее детально покажет механизм этой детер­минации. Но этого не происходит, а основное внимание отводится вопросу о «частичной индетерминированности правового». И хотя автор иногда возвращается к исходно­му тезису, тем не менее у читателя возникает впечатление, что недетерминированного в праве больше, чем детерми­нированного. При этом и сам детерминизм понимается по-преимуществу механистически, как причинная связь меж­ду двумя явлениями в одном причинном ряду. Однако, ког­да речь идет о сложных социальных явлениях, в том числе правовых, в качестве детерминирующих условий выступает ряд социальных факторов и причина предстает как сово­купность общих и особенных условий, взаимодействие ко­торых и порождает некоторое явление ³.

¹ См.: Ibid., p. 4.

² См.: «Revue de science criminelle et de droit penal compare», 1973, № 3, p. 798.

³ См.: Ядов В. А. Социологическое исследование. Методоло­гия. Программа. Методы. М., 1972, с. 8—9.

23.

Признав статистические закономерности и возможность подобных закономерностей в сфере права, Карбонье не­сколько отходит от механического детерминизма, но каков, по его мнению, процесс социальной детерминации права, какие факторы при этом более и какие менее значимы, читатель так и не узнает. Если к сказанному добавить тра­диционную для буржуазного правоведения трактовку сво­боды воли, необходимости и случайности, то не приходит­ся удивляться бедности раздела о научных законах в социологии права. Система генетических, функциональ­ных и структурных закономерностей развития права него взаимодействия с окружающей социальной средой значи­тельно шире, чем те отдельные примеры, о которых упоми­нает автор Ч

Книга Карбонье должна привлечь внимание к некото­рым недостаточно разработанным нашей наукой пробле­мам. В качестве примера укажем такое направление иссле­дований, как юридическая этнология (или юридическая этнография). Она достаточно широко представлена в кни­ге, и это прежде всего следствие большого внимания, ко­торое французская этнология и господствующая в ней социологическая школа (Дюркгейм, Мосс, Л. Леви-Брюль, •Ж. Дави и др.) уделяли проблемам, лежащим на стыке этнологии, социологии и права. Советская этнография и •правоведение располагают достаточным материалом для развития юридической этнологии, но в разработке концеп­туальных основ этого направления исследований сделаны лишь первые шаги². А между тем оно достаточно значимо как для истории государства и права (возникновение этих институтов, проблема «предправа» и т. п.), так и для вы­явления и осмысления современных этнических процессов, значимых для функционирования правовых институтов или подлежащих учету в правотворческой деятельности³.

¹ Ср., например, изложение вопроса о закономерностях права, данное в книге: Алексеев С. С. Общая теория права. М., 1981,

т. 1, с. 123 и ел.

² См.: Венгров А. В., Куббель Л. Е., Першиц Л. И. Этнография и науки о государстве и праве. — «Вестник АН СССР», 1984, № 10; Исследования по общей этнографии. М., 1979, с. 210 и ел., с. 241 и ел.; В е н г е р о в А. Б. Значение археологии и этно­графии для юридической науки. — «Советское государство и пра­во», 1983, № 3, с. 28 и ел.

³ Для этого современного аспекта особенно значимы конкрет-.но-социологические исследования, в частности в том виде, как они используются этносоциологией (подробнее см.: Аратюнян Ю. В.

В книге Ж. Карбонье немало интересных данных вг суждений юридико-этнографического плана. Но при этом; встает один принципиальный вопрос методологического, характера, который мы уже ставили однажды, говоря о значимости юридико-этнологических исследований¹. Это вопрос о том, можно ли, решая правовые проблемы совре­менного государственно организованного общества, ориен­тироваться на выводы, полученные на материалах традици­онных обществ и «примитивного права»? Карбонье явно исходит из положительного ответа на этот вопрос. Так, например, отрицая принуждение как основной критерий права (о чем говорилось выше), он ссылается на этнологи­ческие исследования, обнаружившие во многих примитив­ных обществах «установку, контрастирующую с нашей к трактующую право не как норму, исполнение которой обеспечивается силой, а как мир, согласие, равновесие_т достигаемые соглашением и примирением». Мы же счита­ем принципиально ошибочным и опасным такого рода трансплантацию выводов, полученных на материалах при­митивных обществ: на современность, без учета принципи­альных изменений общественных структур и пройденного пути исторического развития.

Подводя общие итоги сказанному, можно констатиро­вать, что, хотя книга Карбонье во многом дискуссионна и вызывает возражения с марксистских позиций, она содер­жит обширный полезный материал, насыщена интересны­ми наблюдениями и выводами, проникнута стремлением способствовать развитию юридической социологии — важ­ного и перспективного аспекта правоведения.

У советских и французских ученых-юристов существу­ют давние и взаимополезные контакты. Каждые два года проводятся советско-французские юридические встречи (их было уже восемь), на которых обсуждено более двадцати интересующих обе стороны проблем конституционного, трудового, гражданского, уголовного и некоторых других отраслей права, методологии сравнительного правоведения, соотношения сравнительного правоведения с историей права, международным публичным и частным правом и др.

Затронута на этих встречах и юридико-социологиче-

и др. Этносоциология. Цели. Методы и некоторые результаты. М., 1984).

¹ См.: Туманов В. А. Буржуазная правовая идеология. М., 1971, с. 252.

екая проблематика. Так, на седьмой встрече в 1982 году (Париж) в повестке дня стоял вопрос об использовании •социологических методов в сравнительном праве (на при­мере изучения развода), а на восьмой встрече в 1984 году (Москва) обсуждалась тема: «Знание права. Социологиче­ские и юридические аспекты принципа «незнание закона не есть оправдание». Докладчиком по этой теме выступил Ж. Карбонье, убедительно показавший на французских материалах, что в современную эпоху, когда в результате активной правотворческой деятельности увеличивается по­ток новых законов и в то же время продолжает действо­вать огромное число старых актов и в итоге «банк законо­дательных данных» постоянно растет, уже нельзя ограни­читься формально-юридическим подходом к действию названного принципа; он неразрывно переплетен с пробле­мой знания права в ее социологическом (методы и каналы распространения правовой информации) и психологиче­ском (особенности восприятия правовой информации) ас­пектах.

В течение ряда лет Институт сравнительного права Национального центра научных исследований Франции и Институт государства и права АН СССР проводили сов­местное параллельное исследование проблем социологии права, в частности по темам «знание права» и «правовые аспекты социализации личности». Ж. Карбонье принимал участие в проводившихся в этой связи коллоквиумах, на материалы одного из них, опубликованные на французском языке, он ссылается в своей книге.

За последние годы советский читатель смог познако­миться с изданными издательством «Прогресс» на русском языке значительными произведениями современной фран­цузской юридической литературы, как, например, Р. Да­вид — «Основные правовые системы современности» (1967); М. Ансель—«Новая социальная защита» (1970); К. Кольяр — «Международные организации и учрежде­ния» (1972); Ж. Ведель—«Административное право Франции» (1973); А. Демишель, Ф. Демишель, М. Пике-маль — «Институты и власть во Франции» (1977); Р. Дра-' го—«Административная наука» (1982) и др.

Книга Ж. Карбонье продолжает этот ряд, и есть все основания полагать, что она будет с интересом встречена

читателем.

Профессор, доктор юридических наук

В. А. Туманов

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

Мы надеемся, что эта книга будет интересна советско­му читателю. Несмотря на различия социально-экономиче­ского строя наших двух стран, она, возможно, окажется полезной исследователям и студентам, интересующимся юридической социологией. Опыт регулярно проводимых франко-советских юридических встреч показал, что и там и тут эта дисциплина часто рассматривает сходные про­блемы (например, воспитательная роль закона) и что при этом пользуются одними и теми же, ставшими универсаль­ными методами — такими, как статистика, опрос, модели­рование и т. д.

Создавая юридическую социологию, можно избрать исходным пунктом право, а можно — социологию. Как уви­дит читатель, мы избрали первый путь. Является ли он более предпочтительным? Из-за отсутствия идеальной меж-дисциплинарности читателю придется довольствоваться тем, что юрист скромно попытался стать социологом, ибо социологи — во всяком случае, большинство из них — от­казываются стать юристами. Право — весьма сложный объект для изучения, и, чтобы проникнуться им, нужны годы тяжелого труда.

Сказанное выше объясняет, почему в этой книге я пы­тался по возможности избежать специфического языка, а проще говоря, жаргона, обильно усеянного «американиз­мами», которым пользуется современная социология. Я предпочитаю классический, строгий и простой язык, ко­торый выдержал испытание по крайней мере одного или даже двух столетий.

Перевод, предлагаемый советскому читателю, сделан со второго издания книги. По сравнению с французским ори­гиналом в тексте произведены с моего согласия некоторые изменения, а именно часть так называемого «дополнитель-

лого материала», который во французском издании давал­ся петитом в конце подразделов, перенесена в основной текст. Некоторые незначительные сокращения касаются в •основном примеров, которые понятны французам, но мало известны иностранному читателю, а также библиографиче­ских данных. Зато в русское издание добавлен текст, по­священный Дидро, которым французское издательство не­справедливо пренебрегло.

В заключение я хочу поблагодарить всех тех, кто спо­собствовал изданию моего труда в вашей стране, и особен­но профессора В. Туманова за его квалифицированный пе­ревод, который требовал глубокого знания не только фран­цузского языка, но также — права, истории и философии моей страны.

л - Жан Карбонъе

ПРЕДИСЛОВИЕ К ФРАНЦУЗСКОМУ ИЗДАНИЮ

Подобно тому как криминалисты различают особенную часть пауки уголовного права, где изучаются различные виды преступлений (убийство, кража, вымогательство и т. д.), и ее общую часть, которая служит введением в осо­бенную, точно так же и социологи права должны поделить свою дисциплину на общую и особенную части. В общую юридическую социологию войдут высокие теории и фунда­ментальные понятия, а задача особенной — перенести эти понятия в различные области права. В результате такого переноса возникнет ряд частных юридических социологии: семьи, собственности, договора, регламентарной власти, акционерных обществ и т. д.

Нужно предупредить читателя, что данная работа по­священа лишь общей части юридической социологии, а особенная часть представлена в книге лишь заимствован­ными из нее примерами, и не более того. Иное решение увело бы нас слишком далеко, ибо в конечном итоге при­шлось бы продублировать, правда уже в социологическом плане, все курсы публичного и частного права.

Но даже ограничив таким образом тему исследования, мы тем не менее не сможем осветить ее так, как хотелось бы и следовало. В оправдание мы сошлемся на новизну предмета, на то, что юридическая социология делает пер­вые шаги и еще окончательно не сформировалась.

Очевидно, нам скорее простят несовершенство книги, чем объективизм, а точнее, стремление автора быть объек­тивным. В наше время, когда все социологи охвачены поле­мическим пылом, определенная сдержанность суждений, стремление показать все имеющиеся позиции, предпочте­ние «средним» решениям — все это может быть расценено как слабость. На это можно ответить, что юридическая социология в отличие от формально-догматической юрис­пруденции пока еще недостаточно титуловапа, чтобы по­зволить себе сейчас такую роскошь, как научные раздоры и разногласия.

YMOO ВВОДНАЯ ГЛАВА. 'ШГ! ПРОЛЕГОМЕНЫ

I. ЮРИДИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ МЕЖДУ СОЦИОЛОГИЕЙ И ПРАВОМ

,,, ',' 1. ОПРЕДЕЛЕНИЕ

Понятию юридическая социология нередко придают бо­лее широкое значение, чем понятию социология права. Считают, что последняя ограничивается только собственно правом — нормами и институтами, в то время как юриди­ческая социология охватывает все явления, более или ме­нее связанные с правом, все, в отношении чего право может быть причиной, следствием или поводом, включая насилие, бездеятельность, отклоняющееся поведение. Нам же в научном плане кажется полезным самый широкий подход к предмету исследования, поскольку нет таких по­следствий права (пусть даже самых отдаленных и порой деформирующих его), обращение к которым не способст­вовало бы его познанию. Вот почему именно к столь широ­ко понимаемому предмету исследования мы, оговорив это раз и навсегда, равным образом будем применять оба на­звания — и социология права, и юридическая социология. Социология права, или юридическая социология, может быть определена как отрасль собственно социологии, ко­торую мы договоримся называть общей социологией. Юри­дическая социология — такая же ее отрасль, как, напри­мер, социология религии, экономическая социология, социология знания или социология воспитания. Объект дан­ной отрасли общей социологии — юридические явления, представляющие собой разновидность социальных явлений. Поскольку право порождено обществом, то все юриди­ческие явления в той или иной степени являются социаль­ными. Однако обратное было бы неверным: не всякий со­циальный феномен является правовым. Существует непра­вовое социальное, например то, что называют нравами. Когда, обедая в ресторане, человек начинает с супа, кон­чает десертом, а затем требует счет—это пример феномена нравов, а не феномена права (когда человек чувствовал бы

себя связанным договором). Однако различие между этими двумя видами явлений, а соответственно и между двумя отраслями социологии далеко не всегда столь очевидно. Позднее мы сможем убедиться, насколько расплывчат кри­терий юридичности.

2. УЗКОЕ И ШИРОКОЕ ПОНЯТИЯ ЮРИДИЧЕСКОЙ СОЦИОЛОГИИ

Среди социальных явлений имеются такие, чей юриди­ческий характер сразу бросается в глаза. В современных обществах таковы закон, судебное и административное решения. Подобного рода явления мы будем квалифициро­вать в дальнейшем как первичные юридические явления. Они с очевидностью юридичны, ибо они создают право или, что еще правильнее, они идентифицируются с правом. Мы уже отмечали, что в своем узком понимании социология права ограничивалась именно этой бесспорной сферой. Та­кой подход оказал известное влияние на направление исследований. В течение значительного времени темы, наи­более часто изучавшиеся юридической социологией, были связаны с правом как таковым и притом взятым в его наи­более общем выражении — на уровне, который юристы называют общей теорией права или теорией источников права. Этим объясняется относительное изобилие исследо­ваний о функциях закона, его престиже, о знании закона, о представлениях широкой публики о судьях, об их соци­альном происхождении, о медлительности правосудия и т. д. Предпочтение, которое некоторые авторы продолжают отдавать термину социология права, отражает этот огра­ничительный подход.

Однако в отличие от такого подхода должно иметь мес­то и широкое понятие, включающее в социологию права все социальные явления, в которых присутствует правовой элемент, даже если этот элемент не выражен в чистом виде, а переплетен с другими. Понимаемая таким образом юридическая социология не ограничивает свои исследова­ния лишь первичными явлениями: она охватывает и вто­ричные, производные явления, такие, как семья, собствен­ность, договор, ответственность и т. д. Хотя в этих явлени­ях есть и такое социальное, которое не преломляется через призму права, это не может служить достаточным основа­нием для того, чтобы объявить юридическую социологию в этих вопросах некомпетентной и, наоборот, признать ком­петентной только общую социологию или какие-либо дру-

гие производные от нее отрасли. Было бы также неверно полагать, что в многогранности явления юридическая социология призвана выделить лишь одну интересующую ее грань и оставить без внимания другие (нравы, этику, экономику, язык и т. п.), отдав их на откуп общей социо­логии. Подобное расчленение социального явления было бы искусственным. Как общая социология, так и ее отрасль равным образом призваны исследовать изучаемое явление в целом. Но каждая отрасль делает это своим путем. Так, например, обращаясь к браку, общая социология прежде всего занимается нравственными отношениями, демогра­фическими и экономическими факторами. Юридические! нормы представляют для нее лишь нечто связанное с воз­можными осложнениями в семейной жизни и заслуживаю­щее поэтому третьестепенного внимания, в то время как юридическая социология исходит из этих норм и лишь затем обращается к вопросу о том, как они обеспечены (или, наоборот, деформированы) в своем содержании эко­номикой, нравами и т. д. Само различие этих подходов дол­жно привести в общем итоге к лучшему пониманию явле­ния.

В сравнении с приведенным выше различием (социоло­гия права — изучение институтов; юридическая социоло­гия — изучение юридических аспектов разных социальных явлений) иную схему предлагает И. Таммело^С его точки зрения, «юридическая социология» — это социологические исследования юристов, а «социология права» — это изуче- • ние юридических явлений социологами¹. Однако эта схе­ма придает чрезмерно большое значение профессиональ­ному признаку. Единственный аргумент в пользу такого подхода заключается в том, что понятие «юридическая социология» можно трактовать в смысле социологии, про­никнутой юридическим подходом и поэтому теряющей социологический характер. Здесь возможна аналогия с тем, почему другую отрасль социологии сегодня предпочитают называть «социологией религии», а не «религиозной социо­логией». Последнее название создает представление об. отрасли знания, проникнутой религиозным духом, в то вре­мя как речь идет о строгой социологической дисциплине. Оставляя в стороне тонкости, мы, как уже отмечалось, ис­ходим из синонимичности двух понятий. В духе схемы, ^ предложенной Таммело, под социологией в праве иногда понимают попытки юристов проиллюстрировать фактиче­скими данными догматическое описание институтов. Эта

32 •

II

позиция наиболее четко выражена немецкими авторами, которые говорят об изучении фактов в праве. Однако это «изучение правовой фактологии» отлично от «социологии права». Выходящая с 1966 г. серия книг под редакцией Эрнста Хирша и Манфреда Ребиндера носит двойное на­именование: «Изучение правовой фактологии и социоло­гии права»². Можно попытаться использовать звучащий далеко не элегантно термин «юрасоциологи» для того, что­бы отличать специалистов в области социологии права от общих социологов.