И идеи «творческой

эволюции»

Понятие жизни использовалось также для построения новой
картины мира, связанной с первыми шагами неклассической
науки. Поиски единства мира на рубеже столетий как бы начина-
лись вновь. Идеализм классического миропонимания с лежащим
в его основе принципом тождества, или абсолютной однород-
ности, бытия и мышления в нашем веке подвергся резкой и оправ-
данной критике. Однако мыслительные привычки такого отождест-
вления природного и духовного отнюдь не преодолевались. Ведь и
в новых концепциях за основу были взяты различные духовные
элементы — и им тоже подчиняли или, по крайней мере, уподоб-
ляли все, что существует в мире вне и независимо от человека. На
этом пути идеализм не преодолевался — лишь менялась идеали-
стическая форма. Однако за идеалистической формой в XX веке,
как и в наиболее глубоких концепциях классической мысли,
подчас пролагали себе дорогу перспективные идеи.

В начале века в Европе приобрело большую популярность
учение французского философа А. Бергсона (1859—1941), ко-
торого относят к направлению, условно именуемому «филосо-
фией жизни» (к нему также причисляют уже упоминавшихся
Ф. Ницше, О. Шпенглера, В. Дильтея (1833-1911), Г. Зиммеля
(1858—1918). Понятие «жизнь» играло в его философии немалую
роль, оставаясь, впрочем, не менее расплывчатым, чем у Ф. Ницше
или О. Шпенглера. И А. Бергсон был склонен «внедрять» в мир
те элементы духовного опыта, которые его более всего интересо-
вали,— некое полуинстинктивное сознание, стоящее на грани с
«бессознательным духом». Но главное в его концепции — стрем-
ление построить картину мира, которая по-новому объясняла бы
эволюцию природы и развитие человека, их единство.

А. Бергсон подвергал критике мистифицированный безличный
«разум», в котором философы прошлого нередко усматривали
источник и двигатель развития природы. Однако концепция само-
го Бергсона сохраняла раскол материи и жизни. Жизнь устрем-
лена «вверх», материя — «вниз». «Материя», отождествляемая
лишь с прерывностью, пространством, миром «твердых тел»,
оказывает, по Бергсону, сопротивление жизни и становлению.
Правда, человек довольно успешно приспособился к миру материи,

причем средством приспособления Бергсон считает именно интел-
лект (разумное и рассудочное познание, достигающее высших форм
в физико-математических науках и их методах). Интеллект раз-
лагает целостность мира на тела, тела — на элементы и т. д., а
затем конструирует из них искусственные единства. Мир и даже его
движение «схватываются» интеллектом — но примерно так, как
в кинематографе, где естественное течение жизни заменяется
искусственным с помощью движения кинопленки, состоящей из
отдельных мертвых кадров. Интеллект удерживает сходное, по-
вторяющееся, общее. Ценою утраты уникального, неповторимого
он обретает способность предвидеть аналогичные процессы в бу-
дущем.

«Жизнь» Бергсон отождествляет с целостностью, континуумом
(непрерывностью), потоком, необратимым становлением, в кото-
ром порождается и сохраняется уникальное, неповторимое в при-
роде. К этой непрерывной и необратимой целостности более
всего приспособлено, по Бергсону, целостное же и непосредствен-
ное духовное освоение мира с его формами — инстинктом, интуи-
цией. Итак, А. Бергсон отдает пальму первенства «жизни»,
понимая под ней непрерывное творческое становление. Материя,
пусть и оказывая «сопротивление», все же подчиняется жизни,
благодаря чему эволюция мира, природы становится «творческой
эволюцией». В результате мир в изображении А. Бергсона
предстает как единый, непрерывно и необратимо развивающийся,
спонтанно и «творчески» рождающий новые и новые формы.

Отношение к концепции А. Бергсона в XX веке было двояким.
Противопоставление материи и жизни, упор лишь на процессы
становления, разделение пространства и времени — эти черты берг-
соновского понимания мира вызывали небезосновательные наре-
кания со стороны части философов и ученых '. Другие ученые и
философы высоко оценили динамизм картины мира у Бергсона
и особый интерес философа к проблеме возникновения нового в
природе.

Н. Винер в «Кибернетике» связал концепцию А. Бергсона с не-
которыми поворотными моментами в развитии науки XX века.
«...Переход от ньютонова обратимого времени к гиббсову необра-
тимому получил философские отклики. Бергсон подчеркнул раз-
личие между обратимым временем физики, в котором не случается
ничего нового, и необратимым временем эволюции в биологии,
в котором всегда имеется что-то новое» ².

Одна из глав «Кибернетики» Винера называлась «Ньютоново
и бергсоново время». Имелось в виду то, что А. Бергсон одним
из первых в философии XX века сделал предметом исследова-
ния специфику времени, переживаемого человеком как живым

¹ См., например, главу о Бергсоне в «Истории западной философии» Б. Рассела.
² Винер Н. Кибернетика. М., 1983. С. 91.

организмом, сознательным существом. Такое «субъективное» вре-
мя — необратимое, текущее целостным потоком, емкое — он назвал
«длительностью». И высказал предположение, в немалой степени
созвучное теории относительности: из создаваемого человеком об-
раза времени, из понимания времени мира (объективного вре-
мени) нельзя «вычесть» влияние длительности. Интеллект, от-
мечал Бергсон, склонен рассматривать время по аналогии с про-
странством, разлагая его на отдельные моменты, а потом слагая
время из «омертвленных» единиц, приписываемых самому миру.
Преодолеть эту.ограниченность, по Бергсону, под силу только
интуиции: она позволяет освоить специфику времени как целост-
ного потока, включенного в необратимую человеческую жизнь,
понять его именно как длительность. Бергсона особо интересовали
и были им достаточно глубоко рассмотрены такие механизмы
сознания, как, например, память, благодаря которой возможно
оживление уже утраченного времени и предвосхищение будущего.
Понимание времени А. Бергсоном оказало немалое влияние на
всю философскую мысль нашего времени.

Итак, философия XX века осуществляет прорыв к более дина-
мичной картине мира. Критика интеллекта, критика науки, осу-
ществляемая философией жизни и другими направлениями, спо-
собствовала более трезвому осознанию того, что рационально-
рассудочные способы познания — при всех их преимуществах,
которые так или иначе признавались А. Бергсоном, О. Шпенгле-
ром, В. Дильтеем,— должны быть реалистически осознаны в их
ограничешюстях и в их соотношении со всем многообразием
неоднородной психической, духовной жизни человека. Но усвоение
и развитие в целом перспективных идей, подобных «творческой
эволюции» А. Бергсона, в значительной степени осложнялось
тем, что они выступали в сплаве с идеалистическими предпосыл-
ками, выводами, доводами. К тому же противоречивое философ-
ское движение, связанное с критикой культа разума, с обосно-
ванием прав, возможностей, специфики нерационального, не
существовало вне общества и его культуры. Напротив, философия
жизни получила огромный общественный резонанс. Читатели и по-
читатели были людьми разной ориентации. И неудивительно, что
из А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, А. Бергсона, О. Шпенглсра они
«вычитывали» разное. Так, во Франции через бергсонианство
прошли известные писатели, художники, общественные деятели.
Одни увидели в концепции «творческой эволюции» А. Бергсона
мировоззренческое обоснование активной социальной позиции
личности. Другие услышали в ней призыв к изучению многомер-
ности человеческого духа философскими и художественными сред-
ствами. (Например, крупнейший писатель XX века М. Пруст раз-
вил бергсоновы идеи длительности, памяти, глубоко осмыслив —
и в социально-нравственном, и в философском плане — проблему
поисков человеком и человечеством «утраченного времени».)

Но были и есть сегодня такие читатели философских книг, которые
в критическом анализе интеллекта, науки слышат только анти-
интеллектуалистские мотивы.

Мы видим, что проблема нерациональных форм духа, психи-
ки играет в философии XX века не менее фундаментальную
роль, чем вопрос о разуме в классической мысли. Нерациональное
и размышления над ним — опосредующее звено в построении
новой картины мира. Избираются различные (наряду с интуицией
и инстинктом) формы нерационального, в частности ощущения,
чтобы «навести мосты» между природой и человеком, между
естествознанием и философией.