Апофеоз искусства и культ художника-творца

Такой силы, такой власти своей над всем существующим, в
том числе и над самим собой, человек не чувствовал ни в антич-
ности, ни в средние века. Ему не нужна теперь милость бога, без
которой, в силу своей греховности, он, как полагали в средние
века, не мог бы справиться с недостатками собственной «повреж-
денной» природы. Он сам теперь — творец, а потому фигура
художника-творца становится как бы символом Ренессанса.

В эпоху Возрождения всякая деятельность — будь то деятель-
ность художника, скульптора, архитектора или инженера, море-
плавателя или поэта — воспринимается иначе, чем в античности
и в средние века. У древних греков созерцание ставилось выше
деятельности (исключение составляла только государственная де-
ятельность). Это и понятно: созерцание (по-гречески — «теория»)
приобщает человека к тому, что вечно есть, к самой сущности при-
роды, в то время как деятельность погружает его в преходящий,
суетный мир «мнения».

В средние века отношение к деятельности несколько меняется.
Христианство рассматривает труд как своего рода искупление
за грехи («в поте лица твоего будешь есть хлеб твой») и не считает
больше труд, в том числе и физический, занятием рабским. Одна-
ко высшей формой деятельности признается здесь та, что ведет к
спасению души, а она во многом сродни созерцанию: это молитва,
богослужебный ритуал, чтение священных книг. И только в эпоху
Возрождения творческая деятельность приобретает своего рода сак-
ральный характер. С ее помощью человек не просто удовлетво-
ряет свои партикулярно-земные нужды; он созидает новый мир,
создает красоту, творит самое высокое, что есть в мире,— самого
себя.

И не случайно именно в эпоху Возрождения впервые размыва-
ется та грань, которая раньше существовала между наукой (как
постижением бытия), практически-технической деятельностью,
которую именовали «искусством», и художественной фантазией.
Инженер и художник теперь — это не просто «искусник», «тех-
ник», каким он был для античности и средних веков: теперь он —
творец. Отныне художник подражает не просто созданиям бога,
но самому божественному творчеству. В творении бога, то есть
природных вещах, он стремится увидеть закон их построения.

В науке такой подход мы находим у Кеплера, Галилея, Ка-
вальери.

Ясно, что такое понимание человека весьма далеко от антич-
ного, хотя гуманисты и осознают себя возрождающими антич-
ность. Водораздел между Ренессансом и античностью был прове-
ден христианством, которое вырвало человека из космической
стихии, связав его с трансцендентным творцом мира. Личный,
основанный на свободе союз с творцом встал на место прежней —
языческой — укорененности человека в космосе. Человеческая
личность («внутренний человек») приобрела невиданную ранее
ценность. Но вся эта ценность личности в средние века покои-
лась на союзе человека с богом, то есть не была автономной:
сам по себе, в оторванности от бога человек никакой ценности
не имел.

В эпоху Возрождения человек стремится освободиться от своего
трансцендентного корня, ища точку опоры не только в космосе,
из которого он за это время как бы вырос, сколько в себе самом, в
своей углубившейся душе и в своем — открывшемся ему теперь
в новом свете — теле, через которое ему отныне по-иному видится
и телесность вообще. Как ни парадоксально, но именно средне-
вековое учение о воскресении человека во плоти привело к той
«реабилитации» человека со всей его материальной телесностью,
которая так характерна для Возрождения.

С антропоцентризмом связан характерный для Возрождения
культ красоты, и не случайно как раз живопись, изображающая
прежде всего прекрасное человеческое лицо и человеческое тело,
становится в эту эпоху главенствующим видом искусства. У вели-
ких художников — Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэля миро-
восприятие Ренессанса получает свое наивысшее выражение.