Бессознательное

В предыдущей главе я показал, что естественно-научный, объяснительный характер психоанализа мешает ему установить значение символов для индивидуума и, наоборот, превращает переживаемые символы в знаки-следствия. Это значение, или «общую универсалию», как мы видели, можно былЪ найти в экзистенциальном априори, или фундаментальной смысловой структуре, которая является трансцендентальным условием для появления «я» и «противостоящего» ему мира, наряду с особыми, специфическими значениями этого мира. Затем я показал, что психоаналитическое понятие интрапсихического знака возможно только на основании предположения, что часть психики в принципе недоступна опыту — бессознательна. В главе II было показано, что психоанализ, для того чтобы быть адекватной объяснительной, научной системой, чьим объектом является «я», или психика, которую картезианская наука исключила из области исследования, был вынужден постулировать бессознательность как сущность сознания. В этой главе я покажу, что понятие бессознательного, хотя и необходимо с научной точки зрения, неприемлемо с точки зрения Бинсвангера и что экзистенциальное априори — это феноменологическое основание того, что с точки зрения естествознания относится к бессознательной психике.

Мы уже замечали, что понятие бессознательного — одна из основных исходных посылок того, что было названо большим кругом науки психоанализа. То есть понятие бессознательного — это теоретический конструкт, который служит для объединения и, следовательно, объяснения определенных психических феноменов.

Все эти сознательные акты [парапраксии, сновидения и т. д.] остаются несвязанными и недоступными для понимания, если мы намерены цепляться за утверждение, что любой отдельный психический акт, выполняемый внутри

82 Критическое введение в экзистенциальный психоанализ А. Бинсвангера

нас, должен сознательно переживаться; с другой стороны, они приходят в доказуемую связь, если мы интерполируем бессознательные акты, которые мы логически выводим. Выигрыш в смысле и связи, однако это совершенно законный мотив, мотив, вполне способный вывести нас за рамки ограничений непосредственного опыта ¹.

Большинство клинических описаний, обнаруживаемых у Фрейда, используют логически выведенный конструкт бессознательного. Фрейд считает допущение бессознательности необходимым, потому что данные сознания «крайне недостаточны» ².

Как научная система объяснения психоанализ представляет собой конкретизацию меньшего круга науки вообще, предписания удалить сознание из области исследования и его соответствующего «овеществления», понятия о чистой материальности. Я показал, как это приводит к подходу к психическим феноменам, примером которого является фрейдовское понятие психического аппарата. Понятие инстинкта, заимствованное из биологии, определяет главную силу этого психического аппарата и таким образом служит в качестве меньшего круга, или факто-образующего понятия системы в целом. К поведению, эмоциям, мыслям подходят и изначально рассматривают как «преобразование определенных инстинктивных желаний» ³. Представление о бессознательном служит цели объяснить, как инстинкты действуют там, где они не воспринимаются как действующие. Бессознательное обеспечивает способ установления прямой причинной связи между феноменами, которые внешне не обнаруживают этой причинной связи. Таким образом не только заделываются бреши в последовательности сознательных актов⁴, в соответствии с заранее сложившимся представлением о том, как должна работать психика*, но и объясняется «корреляция более ранних... переживаний с такими симптомами [а также парапраксиями, сновидениями и т. д.]» ⁵.

Таким образом, складывается впечатление, будто понятие бессознательного работает подобно тому, как работает понятие электрона в физике. Фрейд, однако, требует большего для бессознательного, чем физик требует для электрона. Физик не доказывает существование эле-

¹ Sigmund Freud, «The Unconscious», trans, by Cecil M. Baines, in Collected Papers (New York, 1959), Vol. IV, p. 99.

² Else Frenkel-Brunswik, «Psychoanalytic Concepts and Theories», in Morton Levitt (ed.). Readings in Psychoanalytic Psychology (New York, 1959), p. 31.

A. C. Maclntyre, The Unconscious (London, 1958), p. 27.

⁴ Medard Boss, Psychoanalyse und D as eins analyse (Bern, 1957), S. 21.

* «Уильям Джеймс в „Принципах психологии" честно поступил с теми, кто хочет постулировать бессознательную психику из-за таких явлений, как временная забывчивость или факт, что решение проблемы может прийти в голову без усилий через некоторое время после того, как мы отказались от предварительных размышлений о проблеме за недостатком успеха. Ибо возможно, что именно так все и происходит в сознании: случаи, подобные этим, только кажутся требующими объяснения, если мы способны допустить, что нам следовало ожидать, что они могут произойти иначе. А у нас нет неотъемлемого права делать такое допущение». Maclntyre, p. 7.

⁵ Maclntyre, p. 24.

Бессознательное 83

ктрона; он просто использует гипотезу о существовании электрона для объяснения. Но Фрейд также хочет настаивать на том, что бессознательное существует, и, следовательно, его долг — предоставить доказательства того, что оно является реально существующим⁶. Так как, однако, бессознательное ex hypothesi (предположительно (лат.). — Прим. перев.) ненаблюдаемо, какие возможные научные доказательства его существования можно было бы ожидать ⁷? Трудности, неизбежно возникающие при отношении к бессознательному, как будто оно реально существует, заставляют большинство авторов-психоаналитиков подчеркивать, что речь идет о процессах, а не о дискретной вещи — процессах, которые не полностью отделимы от сознательных процессов (вторичных процессов).

Фрейд не считает «бессознательную психику» отдельной, неизменяемой данностью, каким-то образом обитающей в нашей смертной плоти... на бессознательном уровне могут быть сформированы сложные паттерны, которые функционируют в какой-то мере как динамическое целое и которые во многих отношениях сливаются с вторичными процессами, по мере того как они приобретают форму в течение жизни... бессознательное — это процесс или, лучше, процессы... Нельзя считать, что «бессознательное» означает непосредственно отделимый объект ⁸.

И все же, даже если рассматривать бессознательное как процесс, остается проблема его статуса: являются ли процессы «просто» теоретическими конструктами, или они так же реальны, как процессы, для которых они служат объяснительной основой? Нет сомнения, что бессознательное (будь то процесс или вещь) часто рассматривается психоанализом как реально существующее — но тогда только, когда оно предположительно стало наблюдаемым.

Конечно, такие «бессознательные предрасположения к аффектам» — это не теоретические конструкты, но их можно наблюдать клинически таким же образом, как можно наблюдать бессознательные идеи: у них тоже появляются производные, они обнаруживают себя в сновидениях, в симптомах и в других замещающих образованиях⁹.

Ясно, однако, что наблюдаемое в таком случае — это не бессознательное как таковое, а только то, для чего бессознательное должно было служить объяснительной основой. Даже этот же автор, Фенихель, ранее признает, что

...существование бессознательного является допущением, которое не могло не сделать психоаналитическое исследование, когда оно пыталось найти научное объяснение и понимание сознательных феноменов ¹⁰.

⁶ Ibid., р. 71.

⁷ Loc. cit.

⁸ Ruth L. Munroe, Schools of Psychoanalytic Thought (New York, 1955), pp. 35—37.

⁹ Otto Fenichel, The Psychoanalytic Theory of Neurosis, (New York, 1945), p. 17. ¹⁰ Ibid., p. 7.

84 Критическое введение в экзистенциальный психоанализ А. Бинсвангера

Я думаю, эту неоднозначность в отношении «реального существования» бессознательного необходимо разрешить, сказав, что для психоанализа самое основное (самое «реальное») — это биологическая природа человека, его инстинкты, и что допущение о бессознательном необходимо, чтобы объяснить связь между сознательными актами, которые не являются несомненно инстинктивными, и самими инстинктами. Одним словом, понятие инстинкта составляет особый меньший круг психоанализа, а понятие бессознательного — это исходная посылка большего круга.

Тем не менее, можно возразить, что проведенное выше различие между психоаналитиком и физиком необоснованно, что физик не утверждает, что электрон не существует и что он есть только и не более чем теоретический конструкт. То есть можно возразить, что гипотеза об электроне — это верная гипотеза и что, Следовательно, электрон существует — т. е. что существование может быть логически выведено. Я отвечу, что физик, если он делает заключение о существовании электрона, делает это из-за того, что объясняет гипотеза об электроне, в то время как психоаналитик, по-видимому, часто делает вывод о существовании и реальности феноменов из-за предполагаемого существования бессознательного. Однако, вполне возможно, что это пример упомянутой выше «полезной» кругообразности науки, и можно привести похожие примеры из физики в поддержку психоаналитика; также возможно и то, что каждая наука, когда она растет, проходит фазы, и одна из них — изменение ее области исследования под эгидой ее теоретических конструктов.

Критика Бинсвангером понятия бессознательного только изредка явно выражена, и даже тогда она состоит только из намеков и фрагментов. По большей части он довольствуется допущением, что его критика редуцирующей, объяснительной природы психоанализа в целом подразумевает критику более конкретных аспектов психоаналитической теории *. И все же вся его позиция является, в известном смысле, критикой такого понятия, как бессознательное — поскольку он ищет структуру мира индивидуума, как он предстает для индивидуума, и поскольку бессознательное не имеет мира ^п.

Сравнивая экзистенциальное априори с фрейдовским бессознательным, мы подходим к проблеме со следующих точек зрения: (1) экзистенциальное априори следует понимать как горизонт сознания, понятие, которое мы можем использовать феноменологически «в большинстве случаев, когда психоанализ будет говорить о бессознательности определенного содержания опыта» ¹². (2) "Экзистенциальное априори относится к Dasein, в то время как бессознательное относится к сущему ¹³. Экзистенциальное априори — это проявление хайдеггеровского

Нужно помнить, что Бинсвангер рассматривает Daseinsanalyse как дополнение к научной объяснительной системе, и поэтому его критика таких вещей, как понятие бессознательного, касается их претензии на окончательность, а не их ограниченного применения и практической эффективности.

¹¹ Binswanger, Schizophrenie (Pfullingen, 1957), S. 149.

¹² Sonnemann, Existence and Therapy (New York, 1954), p. 195.

¹³ Binswanger, Schizophrenie (Pfullingen, 1957), S. 149.

Бессознательное 85

онтологического априори (описанного в главе I), тогда как бессознательное представляет Dasein только в одном из его «экзистенциалов», экзистенциале «заброшенности» (Geworfenheit].

/

Экзистенциальное априори как горизонт опыта

Термин «горизонт», от греческого horos, означающего границу или предел, в современном употреблении отличается от понятия границы вообще своим основным указанием на индивидуальный кругозор. То есть горизонт — это горизонт для кого-то. Говорить о горизонте опыта значит говорить о пределе полноты значения, которая является результатом самого опыта, рассматриваемого отдельно от любого большего, более всеобъемлющего опыта. Я здесь не говорю о горизонте объекта моего опыта, который в случае, скажем, восприятия есть смутно постигаемая глубина или край нечеткого восприятия ¹⁴. Горизонт объекта опыта — это нечеткий объект. Горизонт опыта — это неопределенное значение. Если я бегу к дереву, чтобы укрыться от внезапного дождя, дерево, которое я получаю в опыте, «частично пронизано, частично опоясано»¹⁵ смутным опытом восприятия других объектов — холмов вдалеке, автомобиля, припаркованного вдоль дороги, даже, возможно, самого дождя. Дерево — это фокус опыта, и его горизонт — это также то, опыт чего является опытом, каким бы не полностью очерченным этот горизонт ни должен с необходимостью быть. Если мы, однако, говорим о горизонте самого опыта, а не его объектов, мысль нужно формулировать иначе. Дерево для меня означает укрытие, и опыт быть укрытым деревом имеет свой собственный особый вид горизонта, который следует отличать от горизонта объекта, дерева. Этот опыт тоже «частично пронизан, частично опоясан» опытом, возможно, быть укрытым зонтом, крышей; быть укрытым от солнца или от ветра; быть защищенным, быть спрятанным и так далее. Мы можем, следовательно, говорить об объективном горизонте и опытном горизонте.

Зоннеманн представляет еще один аспект понятия горизонта:

Подобен горизонту, однако, не только контур поля зрения в точке пересечения с фокусом [феноменальный горизонт], но также и его боковые контуры в их удаленности от фокальной оси, по направлению к которым поле зрения постепенно теряет яркость. Роговые ободки оправы наших очков, которые обходит фокус, в этом смысле тоже подобны горизонту именно в своей близости; даже более подобен горизонту [а кроме того, и ближе] для нашего зрения контур самого глаза ¹⁶.

Здесь Зоннеманн говорит нам, что если мы понимаем горизонт как предел индивидуального кругозора, тогда необходимый неизменный предел, тот, на котором в любом случае невозможно сфокусироваться,

¹⁴ Husserl, Ideas, trans, by W. R. Boyce Gibson (London, 1952), p. 102.

¹⁵ Loc. cit.

¹⁶ Sonnemann, p. 195.

86 Критическое введение в экзистенциальный психоанализ А. Бинсвангера

есть структура того, что делает возможным кругозор. Наш феноменальный фокус может перемещаться; то, что однажды было горизонтом, может стать фокусом, и часто то, что было фокусом, может стать горизонтом. Но то, что делает возможным само видение, не может стать фокусом видения. В «Критике чистого разума» время в этом смысле — это горизонт интуиции, а трансцендентальные схемы — это горизонт опыта. Не кантовские категории, поскольку они — формы мышления и соответствуют, в метафоре о глазе, самому глазу. Именно трансцендентальные схемы соответствуют «контуру глаза», т. к. они являются необходимыми определениями категорий в отношении времени. Мы можем говорить о горизонте индивидуума, понимаемого таким образом, как о трансцендентальном, поскольку он представляет собой предел опыта в смысле определения возможностей опыта^для индивидуума.

Эти два аспекта понятия горизонта объединены в экзистенциальном априори, которое можно назвать «трансцендентальным опытным горизонтом». Это несколько непривлекательное выражение просто означает, что конечный предел опыта индивидуума есть тот главный смысловой контекст, который делает возможным его опыт. Этот главный смысловой контекст есть экзистенциальное априори. Сейчас логично провести конкретное сравнение с фрейдовским применением понятия бессознательного.

В качестве примера психоаналитической процедуры в этой связи мы можем привести, очень упрощенно и схематизировано, ту группу невротических реакций, в которых наличное нарушение каузально связывается с прошлым травматическим опытом. Здесь мы ограничиваемся теми случаями, когда событие переживается как травматическое, потому что определенные импульсы, до сих пор подавленные, угрожают прорваться в сознание, это особый случай тех переживаний, где непреодоленные и непреодолимые доли внутреннего возбуждения приводят к нарушению равновесия. Мы уже представляем себе, как Daseinsanalyse дополняет такое психоаналитическое описание. Для Daseinsanalyse травматическое переживание — это переживание, в котором значение события для индивидуума противоречит или, точнее, «выходит за пределы» трансцендентального горизонта; то есть всеобъемлющий смысловой контекст, каковым является экзистенциальное априори, делает возможным опыт, который ведет к отрицанию самого себя. Пример Бинсвангера о происшествии на катке иллюстрирует это ¹⁷. В этом случае экзистенциальное априори. — это категория непрерывности; «Все, что делает мир значимым, подчинено господству одной этой категории»¹⁸. Потеря каблука на катке переживается как разрыв в непрерывности, и таким образом экзистенциальное априори (которое есть именно это Dasein) приводит к противоречию с самим собой, и, следовательно, к отрицанию и противоречию с его миром, и, следовательно, к закрытию этого мира, к обмороку.

¹⁷ Binswanger, «The Existential Analysis School of Thought», in Rollo May, Ernest Angel, and Henri F. Ellenberger (eds.), Existence, p. 203.

¹⁸ Loc, cit.

Бессознательное 87

Согласно психоанализу, это травматическое переживание является причиной фобии, в которой пациентка испытывает неконтролируемый приступ страха всякий раз, когда каблук ее ботинка кажется плохо закрепленным или когда кто-либо дотрагивается до ее каблука или даже говорит о каблуках ¹⁹. (Ее собственные каблуки должны быть крепко прибиты к подошвам.) В такие моменты, если она не может вовремя убежать, она падает в обморок. Для психоанализа причинную связь между происшедшим ранее инцидентом на катке и нынешней фобией следует искать в бессознательном. А, происшествие на катке, есть причина В, нынешней фобии. Фобия, связанная с каблуками, проистекает из бессознательного отождествления, раннего и позднего, происшествия на катке со страхом разлучения с матерью. Воспоминание о травматическом событии поэтому, возможно, подавлено; нынешние приступы страха и обмороки можно объяснить, только прибегнув к помощи представления о продолжении существования этого воспоминания в бессознательном.

Daseinsanalyse, однако, сформулировал бы это так: узость трансцендентального опытного горизонта не может допустить значения, которое этот самый горизонт придает происшествию на катке. Следовательно, «подавлено» не воспоминание о том событии, а его значение. Горизонт, в котором теперь живет пациентка, по-прежнему не может допустить такое значение, разрыв в непрерывности; и таким образом, закрытие мира посредством обморока остается единственным способом сохранить этот горизонт, не отказываясь от какой бы то ни было свободы, оставшейся в рамках этого горизонта. Таким образом, оказывается, что не Л — причина 5, но скорее, что нынешний горизонт не менее ограничен, чем прошлый, и поэтому значение А по-прежнему не может быть допущено. Происшествие на катке является травматическим из-за того, чем горизонт является теперь; и, следовательно, именно 5, нынешнее состояние пациентки, — причина А.

Связь между прошлым инцидентом и нынешней фобией в самом деле не осознаваема, но только в таком же смысле, что и «человек, который совершает по ночам налет на холодильник... не осознает того, что наблюдатель может назвать его прожорливостью...»²⁰. Экзистенциальное априори непрерывности у пациента проживается и, следовательно, как подобное горизонту контура глаза, находится не в фокусе внимания. То, что категория непрерывности «заключает в скобки», находится в фокусе внимания, в то время как сама категория находится так близко от нее, познающей, что ровно до тех пор, пока ее бытие-в-мире определяется этой категорией как ее [пациентки] концептуальным фокусом, ее фокус внимания, всегда требующий известного чувства непохожести, чтобы быть объектом фокального внимания, должен обходить — выходить за пределы — эту категорию как возможное постижение ее мышления ²¹. Только путем создания нового, большего горизонта может это

¹⁹ Loc. cit.