От­ветс­твен­ность

Эк­зистен­ци­аль­ный ана­лиз приз­на­ет че­лове­ка сво­бод­ным, од­на­ко этот "вер­дикт" от­ме­чен дву­мя осо­бен­ностя­ми: од­ним ог­ра­ниче­ни­ем и од­ним до­пол­не­ни­ем.

1. Эк­зистен­ци­аль­ный ана­лиз лишь ус­ловно приз­на­ет че­лове­ка сво­бод­ным, пос­коль­ку че­ловек не мо­жет де­лать все, что он хо­чет; че­лове­чес­кая сво­бода от­нюдь не тож­дес­твен­на все­могу­щес­тву.

2. Эк­зистен­ци­аль­ный ана­лиз не приз­на­ет че­лове­ка сво­бод­ным, не приз­на­вая его в то же вре­мя от­ветс­твен­ным. Это оз­на­ча­ет, что че­лове­чес­кая сво­бода не тож­дес­твен­на не толь­ко все­могу­щес­тву, но и про­из­во­лу.

Пер­вое. Эк­зистен­ци­аль­ный ана­лиз приз­на­ет че­лове­ка сво­бод­ным, но лишь ус­ловно. Сам че­ловек ус­ло­вен. "Че­ловек лишь ус­ловно бе­зус­ло­вен" [3, с. VII]. В час­тнос­ти, че­лове­чес­кая сво­бода — не факт, а лишь фа­куль­та­тив. Ког­да че­ловек под­да­ет­ся сво­им вле­чени­ям, он имен­но под­да­ет­ся вле­чени­ям; это зна­чит, что он сво­бод­но от­ре­ка­ет­ся от сво­боды, что­бы най­ти оп­равда­ние в сво­ей нес­во­боде. Этим же ха­рак­те­ризу­ет­ся и то, что сос­тавля­ет сущ­ность нев­ро­за: от­каз от "Я" в поль­зу "Оно", от­каз от лич­нос­тнос­ти и эк­зистен­ци­аль­нос­ти в поль­зу фак­тичнос­ти — это epohe эк­зистен­ци­аль­но­го ак­та! Ра­нее мы приш­ли к оп­ре­деле­нию нев­ро­тика как че­лове­ка, бы­тие ко­торо­го, яв­ля­юще­еся воз­можностью "всег­да-стать-иным", он пе­ре­ос­мыслил как не­об­хо­димость "быть-толь­ко-так-и-ни­как-ина­че". И ес­ли есть не толь­ко "под­не­воль­ный юмор", но и неч­то вро­де "под­не­воль­ной муд­рости", то пос­ледняя об­на­ружи­ва­ет­ся как раз в сло­вах од­ной мо­ей па­ци­ен­тки, за­метив­шей од­нажды: "Моя во­ля сво­бод­на, ког­да я это­го же­лаю, а ког­да я не же­лаю, моя во­ля нес­во­бод­на".

Са­мо со­бой ра­зуме­ет­ся, нев­ро­тик не сво­боден в том смыс­ле, что он не не­сет от­ветс­твен­ности за свой нев­роз, од­на­ко он, по­жалуй, не­сет от­ветс­твен­ность за от­но­шение к сво­ему нев­ро­зу; тем са­мым ему при­суща оп­ре­делен­ная сте­пень сво­боды.

Вто­рое. Эк­зистен­ци­аль­ный ана­лиз приз­на­ет че­лове­ка сво­бод­ным; од­на­ко он приз­на­ет его не толь­ко сво­бод­ным, но и от­ветс­твен­ным. И этим эк­зистен­ци­аль­ный ана­лиз прин­ци­пи­аль­но от­ли­ча­ет­ся от эк­зистен­ци­алист­ской фи­лосо­фии, преж­де все­го от фран­цуз­ско­го эк­зистен­ци­ализ­ма. Ведь от­ветс­твен­ность вклю­ча­ет в се­бя то, за что че­ловек не­сет от­ветс­твен­ность; сог­ласно уче­нию эк­зистен­ци­аль­но­го ана­лиза, то, за что от­ветс­твен че­ловек, — это осу­щест­вле­ние смыс­ла и ре­али­зация цен­ностей. Та­ким об­ра­зом, эк­зистен­ци­аль­ный ана­лиз счи­та­ет че­лове­ка су­щес­твом, ори­ен­ти­рован­ным на смысл и стре­мящим­ся к цен­ностям (в про­тиво­полож­ность хо­дяче­му пси­хо­ана­лити­чес­ко­му пред­став­ле­нию о че­лове­ке как о су­щес­тве, де­тер­ми­ниро­ван­ном пре­иму­щес­твен­но вле­чени­ями и стре­мящем­ся к нас­лажде­нию). Ана­лити­ко-ди­нами­чес­кая "те­ория" че­лове­ка как уп­равля­емо­го вле­чени­ями и удов­летво­ря­юще­го их су­щес­тва ни­чуть не бли­же к на­шей ан­тро­поло­гичес­кой кон­цепции че­лове­ка ре­ша­юще­го, чем об­раз че­лове­ка сво­бод­но­го, но не от­ветс­твен­но­го су­щес­тва. Его вле­кут "Оно" и "сверх-Я", но мож­но, од­на­ко, ска­зать, что он пред­ста­ет как че­ловек, ко­торый оза­бочен тем, что­бы удов­летво­рить зап­ро­сы вле­чений "Оно" и "сверх-Я". Ес­ли на мес­то "сверх-Я" здесь под­ста­вить со­весть, это ни­чуть не из­ме­нит прин­ци­пи­аль­ный факт. Во-пер­вых, в пос­леднее вре­мя и пси­хо­ана­лити­чес­ки ори­ен­ти­рован­ные ис­сле­дова­тели приш­ли к то­му, что "сверх-Я" вов­се не тож­дес­твен­но со­вес­ти (Фре­дерик Вайс, Гре­гори Цил­бо­орг). Во-вто­рых, в нор­ме, ис­ходно че­ловек от­нюдь не стре­мит­ся удов­летво­рять ка­кие-то зап­ро­сы сво­ей со­вес­ти и во­об­ще су­щес­тво­вать и дей­ство­вать так или ина­че вследс­твие сво­ей со­вес­ти или хо­тя бы что­бы быть из­бавлен­ным от уко­лов со­вес­ти или столь же ядо­вито­го "сверх-Я". Ско­рее в нор­ме — и не толь­ко в иде­аль­ном слу­чае — че­ловек при­нима­ет нравс­твен­ные ори­ен­ти­ры не ра­ди чис­той со­вес­ти, а ра­ди че­лове­ка или ра­ди доб­ро­го де­ла.

Ло­готе­рапию пос­то­ян­но ули­ча­ют и уп­ре­ка­ют в том, что она ут­вер­жда­ет и под­черки­ва­ет то же са­мое, что и ин­ди­виду­аль­ная пси­холо­гия, а имен­но от­ветс­твен­ность че­лове­ка. При этом сме­шива­ют­ся две ве­щи:

1) от­ветс­твен­ность нев­ро­тичес­ко­го боль­но­го за его сим­птом (в смыс­ле ор­га­низа­ции сим­пто­ма, по А. Ад­ле­ру) и

2) от­ветс­твен­ность че­лове­ка как та­ково­го, не толь­ко боль­но­го и не за его сим­птом, а за его бы­тие в це­лом. Пос­леднее, прав­да, вклю­ча­ет в се­бя и от­ветс­твен­ность боль­но­го че­лове­ка, од­на­ко как раз не за его бо­лезнь, а ско­рее за свое от­но­шение к ней. В этом смыс­ле эк­зистен­ци­аль­ный ана­лиз есть те­рапия "здо­рово­го на­чала".

Бу­дучи сво­бод­ным, че­ловек яв­ля­ет­ся су­щес­твом, сво­бод­но при­нима­ющим ре­шения. Этим мы еще раз от­ме­жевы­ва­ем­ся от тра­дици­он­ной эк­зистен­ци­алист­ской кон­цепции че­лове­ка как прос­то сво­бод­но­го — ведь в сво­боде еще не со­дер­жится от­вет, за­чем она, в то вре­мя как в ре­шении уже со­дер­жится то, за что оно и про­тив че­го: объ­ек­тивный мир смыс­ла и цен­ностей, при­чем упо­рядо­чен­ный мир, то есть, мож­но ска­зать, кос­мос. За что че­ловек не­сет от­ветс­твен­ность Нас­лажде­ние и цен­ность

Пер­вым у­яз­ви­мым мес­том ан­тро­поло­гии с од­носто­рон­ней, ис­клю­читель­но пси­ходи­нами­чес­кой и пси­хоге­нети­чес­кой ори­ен­та­ци­ей яв­ля­ет­ся пос­ту­лиро­вание стрем­ле­ния к нас­лажде­нию вмес­то стрем­ле­ния к цен­ности, ко­торое при­суще че­лове­ку в дей­стви­тель­нос­ти, од­ним сло­вом, пос­ту­лиро­вание прин­ци­па нас­лажде­ния. Но прин­цип нас­лажде­ния про­тиво­речит сам се­бе — он от­ме­ня­ет сам се­бя.

Тот, кто про­воз­гла­ша­ет нас­лажде­ние как прин­цип, де­ла­ет из не­го пред­мет фор­си­рован­но­го на­мере­ния или да­же объ­ект фор­си­рован­ной реф­лексии, ги­пер­рефлек­сии, как мы ее на­зыва­ем, тот не да­ет ему быть тем, чем оно дол­жно быть: ре­зуль­та­том. Но имен­но это прев­ра­щение нас­лажде­ния как ре­зуль­та­та в нас­лажде­ние как объ­ект на­мере­ния ве­дет к ут­ра­те са­мого нас­лажде­ния; прин­цип нас­лажде­ния раз­би­ва­ет­ся о се­бя же са­мого. Чем боль­ше че­ловек на­целен на нас­лажде­ние, тем боль­ше оно от не­го ус­коль­за­ет, и на­обо­рот: чем боль­ше че­ловек стре­мит­ся из­бе­жать не­удо­воль­ствия, из­бе­жать стра­даний, тем боль­ше он ввер­га­ет се­бя в до­пол­ни­тель­ные стра­дания; его эс­ка­пизм обо­рачи­ва­ет­ся про­тив не­го.

Что яв­ля­ет­ся ус­ло­ви­ем и пред­по­сыл­кой стрем­ле­ния к цен­ности, оши­боч­но по­нятой и ис­толко­ван­ной пси­хо­ана­лизом как стрем­ле­ние к нас­лажде­нию? Нас­лажде­ние — это нас­ле­дие пси­холо­гиз­ма; нас­лажде­ние — это то, что ос­та­ет­ся, ког­да акт те­ря­ет свою ин­тенци­ональ­ность.

То, что ана­лити­чес­кий пси­холо­гизм ли­ша­ет пси­хичес­кую ак­тивность ее пред­ме­та, ее объ­ек­та и тем са­мым субъ­ек­ти­виру­ет ее, за­ложе­но в са­мой его сущ­ности. Вмес­те с тем субъ­ект этой ак­тивнос­ти — ду­хов­ная лич­ность — объ­ек­ти­виру­ет­ся, прев­ра­ща­ясь в прос­тую вещь. Та­ким об­ра­зом, ана­лити­чес­кий пси­холо­гизм гре­шен пе­ред ду­хов­ным в че­лове­ке дваж­ды: пе­ред субъ­ек­тивным ду­хов­ным — ду­хов­ной лич­ностью — и пе­ред объ­ек­тивным ду­хов­ным — объ­ек­тивны­ми цен­ностя­ми. Од­ним сло­вом, он ви­новен не толь­ко в де­пер­со­нали­зации, но и в де­ре­али­зации, од­новре­мен­но с ис­ка­жени­ем собс­твен­ной че­лове­чес­кой сущ­ности не приз­на­вая ис­конный мир че­лове­ка. Од­новре­мен­но с субъ­ек­ти­виза­ци­ей объ­ек­та про­ис­хо­дит им­ма­нен­ти­зация со­вокуп­ности объ­ек­тов, ми­ра. Од­ним сло­вом, про­ис­хо­дит то ов­нутре­ние ду­ши, ко­торое кри­тико­вал Ф. Лерш.

Эту ут­ра­ту цен­ностей по при­чине им­ма­нен­ти­зации пред­метно­го ми­ра, яв­ля­ющей­ся ес­тес­твен­ным следс­тви­ем пси­хо­ана­лити­чес­ко­го под­хо­да, сле­ду­ет по­яс­нить с по­мощью кон­крет­но­го при­мера. К нам об­ра­тил­ся один аме­рикан­ский дип­ло­мат, ко­торый не ме­нее пя­ти лет ле­чил­ся в Нью-Й­ор­ке у пси­хо­ана­лити­ка. Им вла­дело же­лание ос­та­вить свою дип­ло­мати­чес­кую карь­еру и пе­рей­ти ра­ботать в про­мыш­ленность. Ле­чив­ший его ана­литик, од­на­ко, все вре­мя пы­тал­ся, хоть и тщет­но, по­будить его по­мирить­ся на­конец со сво­им от­цом — ведь на­чаль­ство пред­став­ля­ет со­бой "не бо­лее чем" об­раз от­ца и вся злость и не­гатив­ные чувс­тва по от­но­шению к служ­бе про­ис­те­кали у па­ци­ен­та, сог­ласно пси­хо­ана­лити­чес­кой трак­товке, из его неп­ри­мири­мой борь­бы с об­ра­зом от­ца. Воп­ро­сы о том, есть ли ре­аль­ные по­воды для неп­ри­ятия па­ци­ен­том сво­его ше­фа и не сто­ит ли па­ци­ен­ту дей­стви­тель­но ос­та­вить свою дип­ло­мати­чес­кую карь­еру, так ни ра­зу и не всплы­вали за мно­гие го­ды, ко­торые дли­лась ими­тация ле­чения — бой с об­ра­зами, ко­торый вел ана­литик пле­чо к пле­чу с па­ци­ен­том. Как буд­то каж­дый дол­жен ехать к се­бе на служ­бу на бе­лом ко­не, и как буд­то не су­щес­тву­ет ни­чего дос­той­но­го осу­щест­вле­ния не ра­ди или же в пи­ку ка­ким-то во­об­ра­жа­емым лю­дям, а в свя­зи с ре­аль­ны­ми об­сто­ятель­ства­ми. Од­на­ко за сплош­ны­ми об­ра­зами дей­стви­тель­ность бы­ла уже не вид­на, она уже дав­но скры­лась из глаз ана­лити­ка и па­ци­ен­та; не бы­ло ни ре­аль­но­го ше­фа, ни ре­аль­ной служ­бы, ни ми­ра вне об­ра­зов — ми­ра, пе­ред ко­торым у каж­до­го па­ци­ен­та бы­ли бы обя­затель­ства, ми­ра, за­дачи и тре­бова­ния ко­торо­го жда­ли бы сво­его раз­ре­шения… Ана­лиз как бы за­тянул па­ци­ен­та на уво­дящий от ми­ра путь са­мотол­ко­вания и са­мопо­нима­ния. На язы­ке пси­хо­ана­лиза речь шла толь­ко лишь о неп­ри­мири­мос­ти па­ци­ен­та к об­ра­зу его от­ца, хо­тя нет­рудно бы­ло вы­яс­нить, что дип­ло­мати­чес­кое поп­ри­ще и карь­ера на­шего па­ци­ен­та фрус­три­рова­ли, ес­ли мож­но так вы­разить­ся, его стрем­ле­ние к смыс­лу.

Ру­ка об ру­ку с субъ­ек­ти­виза­ци­ей объ­ек­та и им­ма­нен­ти­заци­ей объ­ек­тивно­го ми­ра идет то, что осо­бен­но ка­са­ет­ся ми­ра смыс­лов и цен­ностей, а имен­но ре­ляти­виза­ция цен­ностей. Ведь мир в про­цес­се де­пер­со­нали­зации, не­от­де­лимой от де­ре­али­зации, не толь­ко ут­ра­чива­ет свою ре­аль­ность, но он ут­ра­чива­ет и свою цен­ность: де­ре­али­зация зак­лю­ча­ет­ся, в час­тнос­ти, в обес­це­нива­нии. Мир те­ря­ет свою цен­нос­тную рель­еф­ность, пос­коль­ку все цен­ности ни­вели­ру­ют­ся.

Пси­ходи­нами­чес­ки и пси­хоге­нети­чес­ки ори­ен­ти­рован­ный под­ход к рас­смот­ре­нию проб­ле­мы цен­ности ни­ког­да не при­ведет к ее ре­шению, а ско­рее к субъ­ек­ти­виза­ции и ре­ляти­виза­ции са­мих цен­ностей. Под пси­ходи­нами­чес­ким мы при этом по­нима­ем та­кой под­ход, ко­торый все сво­дит к про­яв­ле­ни­ям вле­чений, а под пси­хоге­нети­чес­ким — та­кой, ко­торый все вы­водит из ис­то­рии вле­чений. Цен­ности субъ­ек­ти­визи­ру­ют­ся пос­толь­ку, пос­коль­ку они уже не мо­гут су­щес­тво­вать не­зави­симо от субъ­ек­та, и ре­ляти­визи­ру­ют­ся пос­толь­ку, пос­коль­ку они уже не мо­гут об­ла­дать бе­зус­ловной зна­чимостью.

С точ­ки зре­ния пси­холо­гиза­тор­ско­го под­хо­да пред­мет ин­тенци­ональ­но­го ак­та яв­ля­ет­ся не бо­лее чем средс­твом удов­летво­рения пот­ребнос­тей. В дей­стви­тель­нос­ти же де­ло об­сто­ит ско­рее на­обо­рот, а имен­но пот­ребнос­ти слу­жат то­му, что­бы со­ри­ен­ти­ровать че­лове­ка на оп­ре­делен­ную пред­метную об­ласть — об­ласть объ­ек­тов. Ес­ли бы де­ло об­сто­яло ина­че, то лю­бой че­лове­чес­кий пос­ту­пок был бы, в ко­неч­ном сче­те, по сво­ей су­ти ак­том удов­летво­рения пот­ребнос­тей, удов­летво­рения са­мого субъ­ек­та, то есть лю­бой пос­ту­пок сво­дил­ся бы к ак­ту "са­мо­удов­летво­рения". Это, од­на­ко, не так. Нас­коль­ко соб­лазни­тель­ны по­пуляр­ные раз­го­воры о са­мо­осу­щест­вле­нии и са­море­али­зации че­лове­ка! Как буд­то че­ловек пред­назна­чен лишь для то­го, что­бы удов­летво­рять свои собс­твен­ные пот­ребнос­ти или же се­бя са­мого. Пос­коль­ку са­мо­осу­щест­вле­ние и са­море­али­зация во­об­ще важ­ны для че­лове­чес­ко­го бы­тия, они дос­ти­жимы лишь как ре­зуль­тат, но не как ин­тенция. Лишь в той ме­ре, в ка­кой мы за­быва­ем се­бя, от­да­ем се­бя, жер­тву­ем се­бя ми­ру, тем его за­дачам и тре­бова­ни­ям, ко­торы­ми про­низа­на на­ша жизнь, лишь в той ме­ре, в ка­кой нам есть де­ло до ми­ра и пред­ме­тов вне нас, а не толь­ко до нас са­мих и на­ших собс­твен­ных пот­ребнос­тей, лишь в той ме­ре, в ка­кой мы вы­пол­ня­ем за­дачи и тре­бова­ния, осу­щест­вля­ем смысл и ре­али­зу­ем цен­ности, мы осу­щест­вля­ем и ре­али­зу­ем так­же са­мих се­бя.

Ес­ли я хо­чу стать тем, чем я мо­гу, мне на­до де­лать то, что я дол­жен. Ес­ли я хо­чу стать са­мим со­бой, я дол­жен вы­пол­нять лич­ные и кон­крет­ные за­дачи и тре­бова­ния. Ес­ли че­ловек хо­чет прий­ти к са­мому се­бе, его путь ле­жит че­рез мир.

Дру­гими сло­вами: су­щес­тво­вание, ко­торое име­ет целью не ло­гос, а са­мое се­бя, не по­пада­ет в цель. Но так же не по­пада­ет оно в цель, ес­ли, имея сво­ей целью ло­гос, оно не тран­сцен­ди­ру­ет са­мое се­бя. Од­ним сло­вом, ин­тенци­ональ­ность от­но­сит­ся к сущ­ности че­лове­чес­ко­го бы­тия, а тран­сцен­денталь­ность — к сущ­ности смыс­ла и цен­ностей.

Са­мо­осу­щест­вле­ние, ре­али­зацию воз­можнос­тей нель­зя пред­став­лять се­бе как са­моцель, и толь­ко че­лове­ку, ут­ра­тив­ше­му дей­стви­тель­ный смысл сво­ей жиз­ни, осу­щест­вле­ние се­бя ви­дит­ся не эф­фектом, а целью. Об­ра­щение же че­лове­ка на са­мого се­бя, его реф­лексия, яв­ля­ет­ся не толь­ко ли­шен­ной пер­спек­ти­вы, но и прос­то не­адек­ватной фор­мой ин­тенции. Лишь бу­меранг, не по­пав­ший в цель, воз­вра­ща­ет­ся ту­да, от­ку­да он был бро­шен, пос­коль­ку его из­на­чаль­ное пред­назна­чение — по­разить до­бычу, а от­нюдь не вер­нуть­ся в ру­ки бро­сив­ше­го его охот­ни­ка.

Итак, мы кон­ста­тиру­ем, что лишь тог­да, ког­да ут­ра­чива­ет­ся и раз­ру­ша­ет­ся пер­вичная пред­метная нап­равлен­ность, воз­ни­ка­ет та спе­цифи­чес­кая прис­трастность, ко­торая при­суща нев­ро­тичес­ко­му сос­то­янию. Пси­холо­гиза­тор­ский же под­ход пред­став­ля­ет де­ло так, как буд­то пси­хика че­лове­ка яв­ля­ет­ся зак­ры­той сис­те­мой и как буд­то сам че­ловек стре­мит­ся к ус­та­нов­ле­нию или вос­ста­нов­ле­нию оп­ре­делен­ных ин­трап­си­хичес­ких сос­то­яний, нап­ри­мер, пос­редс­твом при­мире­ния и удов­летво­рения тре­бова­ний вле­чений, "Оно" и "сверх-Я". Тем са­мым, од­на­ко, ан­тро­поло­гия сво­дит­ся к мо­надо­логии. Ведь для нас­то­яще­го че­лове­ка су­щес­твен­ны­ми яв­ля­ют­ся не ка­кие-то сос­то­яния его ду­ши, а ре­аль­ные пред­ме­ты во внеш­нем ми­ре; пер­вично он нап­равлен имен­но на них, и лишь нев­ро­тик уже не ори­ен­ти­рован, как нор­маль­ный че­ловек, на пред­ме­ты, а ин­те­ресу­ет­ся лишь сво­ими сос­то­яни­ями. В ос­но­ве все­го это­го ле­жит в ко­неч­ном сче­те точ­ка зре­ния или, точ­нее, лож­ное по­нима­ние пси­хики че­лове­ка как сфе­ры, в ко­торой гос­подс­тву­ет прин­цип ба­лан­са и рав­но­весия, од­ним сло­вом, пос­ту­лиро­вание прин­ци­па го­ме­ос­та­за как ре­гуля­тор­но­го прин­ци­па. "Ос­новные мо­тива­ци­он­ные тен­денции, пос­ту­лиру­емые Фрей­дом, мыс­лятся им го­ме­ос­та­тичес­ки, то есть лю­бую де­ятель­ность Фрейд объ­яс­ня­ет как средс­тво вос­ста­нов­ле­ния на­рушен­но­го рав­но­весия. Од­на­ко опи­ра­юще­еся на сов­ре­мен­ную ему фи­зику пред­по­ложе­ние Фрей­да, что ус­тра­нение нап­ря­жения есть пер­вичная и единс­твен­ная тен­денция жи­вого су­щес­тва, прос­то не со­от­ветс­тву­ет дей­стви­тель­нос­ти. Рост и раз­мно­жение пред­став­ля­ют со­бой про­цес­сы, не под­да­ющи­еся объ­яс­не­нию че­рез приз­му прин­ци­па го­ме­ос­та­за" [10]. Итак, прин­цип го­ме­ос­та­за не име­ет объ­яс­ни­тель­ной си­лы да­же в би­оло­гичес­ком из­ме­рении, не го­воря уже о пси­холо­гичес­ки-но­оло­гичес­ком. Нап­ри­мер, тво­рящий че­ловек "по­лага­ет свой про­дукт и про­из­ве­дение в дей­стви­тель­нос­ти, ко­торую он вос­при­нима­ет по­ложи­тель­но, тог­да как прис­по­саб­ли­ва­ющий­ся че­ловек в сво­ем стрем­ле­нии к рав­но­весию вос­при­нима­ет дей­стви­тель­ность от­ри­цатель­но" [10]. По­леми­чес­кую и кри­тичес­кую по­зицию по от­но­шению к прин­ци­пу го­ме­ос­та­за за­нима­ет так­же Гор­дон Ол­порт: "Мо­тива­ция рас­смат­ри­ва­ет­ся как сос­то­яние нап­ря­жен­ности, ко­торое ве­дет нас к по­ис­ку рав­но­весия, по­коя, прис­по­соб­ле­ния, удов­летво­рения или го­ме­ос­та­за. С этой точ­ки зре­ния лич­ность — это не бо­лее чем на­ши при­выч­ные фор­мы раз­рядки нап­ря­жения. Ко­неч­но, эта фор­му­лиров­ка пол­ностью сог­ла­су­ет­ся с ис­ходной по­сыл­кой эм­пи­риз­ма, что че­ловек по сво­ей при­роде — пас­сивное су­щес­тво, спо­соб­ное лишь по­лучать впе­чат­ле­ния от внеш­них це­лей и ре­аги­ровать на них. Эта фор­му­ла, при­ложи­мая к ус­пешно­му прис­по­соб­ле­нию, тер­пит не­уда­чу при объ­яс­не­нии при­роды лич­но­го стрем­ле­ния. От­ли­читель­ной чер­той та­кого стрем­ле­ния яв­ля­ет­ся его соп­ро­тив­ле­ние рав­но­весию: речь идет не о сня­тии, а о соз­да­нии нап­ря­жения" [II].