Ментальный дом

Я снова оказался в компании Кальдераро, и на протяжении всего светового утра мой дух не оставляло намерение и желание обогатить свой опыт понятиями, относящимися к проявлениям жизни вблизи физической сферы.

Принятый в духовную колонию, которая отнеслась ко мне с чрезвычайной нежностью, я лично знал некоторых инструкторов и верных работников блага.

Бесспорно, мы все жили интенсивной работой с редкими часами на развлечения; кроме того, мы пользовались атмосферой счастья и радости, которая благоприятствовала нашему эволюционному пути. Наши храмы, в самих себе, представляли собой благословенные центры комфорта и возрождения. В культурных и артистических ассоциациях мы находили продолжение земного существования, но обогащённого многочисленными образовательными элементами. Социальная сфера была переполнена возможностями для приобретения бесцен-

ных эмоций. Центры, в которых мы разместили наши дневные службы, находились посреди чарующих садов, словно тёплые и счастливые гнёзда в благоухающих и спокойных ветвях.

Решений и обязанностей хватало, так же как и порядка и дисциплины; но нашим климатом была безмятежность, а покой был нашим ежедневным подарком.

Смерть забросила нас в атмосферу, отличную от атмосферы физической борьбы. Первым ощущением был шок. Непредвиденное захватило нас врасплох. Мы продолжали жить, только без физиологического аппарата, а новые условия существования не в коем случае не означали отступления от возможности эволюции. Причины благословенного соревнования, возможности духовного роста постоянно приносили свои плоды. Я мог обращаться за помощью к высшим силам, поддерживать созидательные отношения, вынашивать надежды и мечты о любви, планировать более возвышенные опыты в секторе перевоплощения, совершенствуясь в работе и в учении, и расширяя свои возможности служения.

В общем, проход через могилу привёл меня к лучшей жизни; но... как же те миллионы существ, которые пересекают узкий порог смерти, оставаясь привязанными к Поверхности Земли?

Неисчислимое количество подобного рода существ оставалось в рудиментарной фазе знаний; они едва обладали какой-либо первичной информацией о жизни; они умоляли о поддержке Высших Духов, как примитивные племена просят помощи у цивилизованных людей; им надо было развивать свои возможности, как детям надо было расти; они оставались в телесной сфере не из-за своей злобы; они оставались, нерешительные, на земной поверхности, словно человеческие младенцы - в утробе матери; они сохранили из своего земного опыта лишь некоторые воспоминания чувственной сферы, прося о почти немедленном перевоплощении, если им невозможно было записаться в наши школы начального служения и обучения. С другой стороны, недалеко от нас действовали настоящие фаланги преступников и заблудших, после того, как они пересекли границу могилы. Они иногда проживали бесчисленные годы, находясь между возмущением и отчаянием, персонифицируя в себе ужасных демонов мрака, как это происходит в земных кругах, с упрямыми преступниками, отринутыми здоровым обществом; Но они всегда заканчивали свой безумный бег в тёмных закоулках упрёков совести и страдания, раскаиваясь, наконец, в своей развращённости. Раскаяние - это путь, ведущий к обновлению, и ни в коем случае не прямой пропуск на Небеса. Это та причина, по которой эти несчастные создавали реальные ситуации страдания и ужаса.

В различных земных опытах заблудшие и страждущие принимали внешний вид, неприятный глазу.

В случаях одержания они превращались во взаимных палачей или в хладнокровных мучителей воплощённых жертв; когда же они блуждали в долинах наказания, они всегда вызывали ужас своим видом бесконечной боли и нищеты.

Но всё же необходимо было признать, что они, несчастные, и мы, продолжавшие работать в нормальном ритме, проходили через одни и те же ворота. Возможно, во многих случаях мы покидали материальную оболочку под влиянием аналогичных болезней. Принимая это в расчёт и желая познать Божественный Закон, который не предоставляет рая в качестве льготы, а тем более, вечного ада, я был весьма огорчён видом этих огромных очередей несчастных существ.

В самом деле, я видел их в огромном количестве в Исправительных Палатах, в самом центре многочисленных благотворительных учреждений; но те, кто находились в зоне братской поддержки, уже выказывали симптомы улучшения в том, что касалось признания своих собственных ошибок или духовного кредита, которым они пользовались, благодаря определённым силам, поддерживавшим их.

Несчастные, о которых мы говорим, происходили из других корней. Они представляли собой невежд, возмущённых, заблудших и дерзких, с душой, недоступной для созидания, спесивых и тщеславных различного рода, тех, кто упорствовал во зле, развращённых расточителей животворящей энергии.

Мой контакт с ними, в разнообразных случаях, представлял собой лишь случайные встречи без особой важности для моего личного просветления.

Для чего оставались они так надолго в тёмной полусфере непонимания? Почему сознательно задерживали принятие света? Неужели положение существ, приговоривших самих себя к долгим испытаниям, не было болезненным для них? Неужели им не было стыдно за добровольную трату времени? Я очень часто был удивлён, наблюдая за ними... Черты лиц многих из этих неблагодарных походили на чудовищный рисунок, вызывавший иронию и жалость. Мать-природа, щедрая в благословениях разного рода, вероятно, забыла о них. Или, может быть, они получили такие черты лица, как проявление наказания, наложенного на них высшими намерениями?

Эти вопросы, кипевшие в моей голове, огорчали меня если принимать в расчёт ту возможность, которую я проживал и которая мне была предложена.

Этим утром я подошёл к Кальдераро, в желании узнать об этом. Я выложил перед ним все свои внутренние вопросы, я передал его внимательным ушам свою давнюю тревогу; я чаял познакомиться с теми, которые оставались во злобе, в преступлении, в возмущении.

Мой друг спокойно выслушал меня, благожелательно улыбнулся и стал объяснять мне:

— Прежде всего, Андрэ, изменим концепцию. Чтобы стать настоящими элементами помощи страждущим Духам, развоплощённым или нет, нам необходимо понимать извращённость как форму безумия, возмущение как невежество, отчаяние как увечность.

Видя мою растерянность, он по-братски добавил:

— Ты понимаешь? В действительности, эти определения не являются моими. Мы берём из у Христа, в Его божественной связи с нашим низшим положением на Земле.

Я думал, что инструктор начнёт сейчас распространяться по этому поводу, приводя ценные ссылки и личные комментарии. Ничего этого не было; Кальдераро просто сказал:

—Слепота духа - это плод плотного невежества в первичных проявлениях или затемнённого разума в состоянии унижения существа. Наш интерес в помощи неуравновешенному духу - это проанализировать этот последний аспект мрака, который довлеет над душами; и в этом случае наш долг - знать некоторые принципы, касающиеся безумия в контексте цивилизации. Для этого уместно более скрупулёзно изучать мозг воплощённого и развоплощённого человека в положении дисгармонии, имея в виду, что здесь мы видим орган, позволяющий проявляться духовной деятельности.

Я желал продолжить слушать ясные и убедительные объяснения из его уст. Но Кальдераро замолчал, затем, через несколько мгновений, утвердительно сказал:

— У нас очень мало времени для разговоров на посторонние от моей деятельности темы; но мы будем работать вместе, убеждённые, что, работая во имя блага, мы всегда будем изучать науку восхождения.

Он по-братски улыбнулся и заключил:

— Слово, израсходованное на службу благу, является божественным цементом для бессмертных реализаций. Поэтому мы будем беседовать, служа конкретным делом себе подобным, и наша заслуга будет расти.

Я, в задумчивости, смолк.

Спустя несколько минут, сопровождая его, я попал в крупную больницу, где мы оказались перед постелью особенного больного, которого помощник должен был лечить. Угнетённый и бледный, он был соединён с жалкой сущностью нашего плана, в плачевном состоянии страдания и униженности. Хоть и в неподвижности, но больной выказывал сильное нервное потрясение, не замечая своими физическими глазами присутствия своего спутника зловещего вида. Они, казалось, были неискоренимо соединены друг с другом, что можно было видеть по обилию чрезвычайно тонких нитей, которые взаимно перемешивались, начиная с грудной клетки и до головы, похожие на двух узников в одной флюидической клетке. Было ясно, что мысли одного жили в мозгу другого. Потрясения и чувства, похоже, обменивались между собой с математической точностью. Духовно они, наверное, постоянно были бы похожи один на другого. В шоке, я наблюдал за их общим потоком ментальных вибраций.

Я хотел было прокомментировать феномен, когда Кальдераро, догадавшись о моём намерении, посоветовал:

— Осмотри мозг нашего воплощённого брата.

Я сконцентрировался в наблюдении за этим деликатным аппаратом, настроив свои визуальные способности на внутренний анализ.

Моей визуальной мощи черепная коробка не оказала никакого сопротивления. Как я наблюдал во многих других случаях, там находился сложный отдел ментального производства, похожий на одну из самых сложных и самых недоступных лабораторий.

Извилины, разделённые между собой и объединённые в доли, поддерживаемые на равном расстоянии друг от друга, заставляли меня думать об электрическом аппарате, который почти недоступен людям. Сравнивая эти две полусферы, я вспомнил о классической терминологии и опоздал на несколько долгих минут в наблюдении за специальными расположениями нервов и характеристик серого вещества.

Голос моего ориентера прервал молчание, когда тот воскликнул:

— Осмотри сигнализацию.

Ошеломлённый, я впервые отметил, что излучения, выходящие из мозга, были разной природы. Каждый двигательный центр отличался различными особенностями при помощи излучающих сил. Удивлённый, я открыл, что любая область мозга разделялась световыми сигналами на три чётких зоны. В лобовых долях зоны ассоциации были практически блестящими. Начинаясь от головного мозга и до окончания спинного мозга, освещённость уменьшалась, и в базальных ганглиях становилась ещё более слабой.

Я уже провёл несколько минут в наблюдении за нервными клетками, когда помощник посоветовал мне:

— Ты осмотрел мозг компаньона, который привязан к плотному телу; теперь осмотри тот же орган у развоплощённо- го друга, который напрямую влияет на него.

Сущность, не отдававшая себе отчёта о нашем присутствии, по причине грубых вибраций, в которых она находилась, обращала всё своё внимание на больного, проницательность филина, следящего за своей добычей.

Я поинтересовался странной раной в области грудной клетки и уже приготовился искать причину её, проверив лёгкие, когда Кальдераро без какого-либо нажима поправил меня:

—Мы займёмся раной во время работы помощи. Сконцентрируй потенциал своего видения на мозге.

Несколько мгновений спустя я заключил, что, за исключением конфигурации деталей и вибрационного ритма, у меня перед глазами было два практически идентичных мозга. Ментальное поле развоплощённого отличалось, открывая своего рода превосходство в области субстанции, которая в пери- спритном теле была более лёгкой и менее тёмной. У меня было впечатление, что если бы мы вымыли внутренности мозга друга, лежащего на постели, освободив некоторые более тяжёлые корпускулы, то, в основном, всё было бы почти одно и то же в мозгу сущности, которую я сейчас изучал. Световые деления были в любой точке аналогичными, больше света в лобовых долях, меньше - в головном мозгу, и почти ничего в спинном мозгу, где излучения были рассеянными и непроницаемыми.

Я прервал сравнительное изучение после глубокого анализа и посмотрел на Кальдераро с молчаливым вопросом. Обязательный ментор, улыбаясь, сказал:

— Самое удивительное для нас, после физической смерти, это новая встреча с жизнью. Мы здесь понимаем, ччо пе- риспритный организм, представляющий нас в более лёгкой и более моделируемой материи, также является плодом эволюционного процесса по другую сторону могилы. Мы — не те чудесные существа, которые призваны украшать картонный рай. Мы - Божьи дети и наследники веков, обретающие значимость опыта за опытом, из тысячелетия в тысячелетие. Во Вселенском Храме Вечности нет фаворитов, и все силы творения совершенствуются в Бесконечности. Хризалида сознания, находящаяся в кристалле, катящемся по течению реки, находится в процессе освобождения; деревья, растущие на протяжении веков, чтобы выносить удары Зимы и быть обласканными Весной, сохраняют память; самка тигра, лижущая своих новорожденных, учится рудиментам любви; вопящая обезьяна организует способности к говорению. В действительности, Бог создал мир, а мы всё ещё так далеки от завершённого творения. Существа, населяющие Вселенную, ценой собственного пота будут очень долго совершенствоваться. Мы - создания Божественного Автора, и мы должны улучшаться целиком. Вечный Отец установил Вселенский закон, чтобы совершенствование было творением сотрудничества между Ним и нами, Его детьми.

Ментор несколько мгновений оставался в молчании, пока мне хватило мужества сделать какой-нибудь комментарий по поводу этих возвышенных концепций.

И сразу же после этого он указал мне на спинной мозг и продолжил:

— Думаю, любой намёк на первостепенные работы во время драмы нашей эволюционной жизни будет неуместен. Начиная с амёбы в тёплой воде моря и заканчивая человеком, мы пришли в борьбе, учась и совершая естественный отбор. Чтобы овладеть движением и мышцами, способностями и разумом, мы пробовали жизнь, и жизнь пробовала нас на протяжении миллиардов лет. Страницы индуистской мудрости были написаны только вчера, а Добрая весть от Иисуса Христа - это сегодняшний материал, если сравнивать с тысячелетиями, которые мы прожили в прогрессивном путешествии.

Сделав многозначительный знак рукой, он продолжил:

—В нашей нервной системе есть первичный мозг, склад инстинктивных движений и центр подсознательных действий; представим его как подвал личности, где мы складываем в архив все наши опыты и записываем малейшие факты жизни. В области коры головного мозга, средней зоне между лобными долями и нервами, у нас есть развитый мозг, соединяющий двигательные энергии, которыми пользуется наша мысль для проявлений, необходимых в теперешний момент эволюции для нашей манеры существования. На планах лобных долей, ещё не известных в смысле научных исследований, находятся материалы высшего порядка, представляющие самую благородную часть нашего божественного организма в развитии, материалы, которые мы постепенно осваиваем в усилии восхождения.

Простые и достойные восхищения объяснения захватывали меня. Кальдераро был одним из самых достойных воспитателей. Он преподавал без устали, он мог вести ученика к глубоким знаниям без какой-либо жертвы с ученической стороны. Я оценил его благородство, когда он продолжил, прервав небольшую паузу:

— Мы не можем сказать, что обладаем тремя мозгами одновременно. Он у нас один, но делится на три чётких области. Представим его, как если бы речь шла о замке в три этажа: на первом мы размещаем «резиденцию наших автоматических импульсов», символизирующую живой краткий перечень осуществлённых услуг; на втором у нас «жилое помещение для теперешних завоеваний», где растут и сплачиваются благородные качества, которые мы созидаем; на третьем - «дом высших понятий», обозначающий высоты, которые нам предстоит достичь. В первом из них живут привычка и автоматизм; во втором - усилие и воля; и в последнем - идеал и высшая цель, которую нам ещё надо достичь. Таким образом, мы подразделяем наши три этажа: подсознательное, сознательное и сверхсознательное. Как мы видим, в нас самих есть и прошлое, и настоящее, и будущее.

Возникла долгая пауза, во время которой я дал свободный ход своим внутренним размышлениям, по своей старинной привычке.

Ценная информация, которую я услышал, не могла быть более простой и логичной. Однако, я спрашивал себя: будет ли мозг развоплощённого так же подвержен болезням? Я знал, что серое вещество в телесном мире могло подвергаться нападениям опухоли, кровотечения, размягчения; но в новой сфере, в которую привела меня смерть, какие смертельные феномены могли бы охватить дух?

Кальдераро понял мои вопросы и объяснил:

— Мы здесь не будем спорить о физических заболеваниях в чистом виде. Кто давно сопровождает, как я, работу психиатров, действительно посвятивших себя благу ближнего, знает, насколько это возможно, что все выражения человеческой благодарности остаются невыраженными, по Полю Брока, который идентифицировал увечность центра речи, или по Вагнеру Жореггу, который посвятил себя исцелению паралича, преследуя спирохету сифилиса вплоть до серого вещества, где и нашёл её, разрушающую двигательные зоны. По отношению к таким феноменам, как эти, разрыв гармонии мозга, как следствие принудительного удаления принципов периспритного тела по сравнению с клеточным склеиванием физиологического поля, понятен; эти склеивания остаются в беспорядке в их структуре и нормальной деятельности, как это происходит со скрипкой, не способной безукоризненно исполнить пассаж какой-либо мелодии из-за того, что одна или две струны расстроены. Мы не можем и не должны игнорировать законы, которые руководят областью формы... И поэту невозможно желать «уравновешенной психологии» без «гармонической философии» в сфере человеческой науки; это признанный факт. Мы ссылаемся только на духовные проявления в своей основе. Ты спрашиваешь, может ли дух развоплощённого заболеть... что за вопрос! Ты считаешь, что умышленная злоба не является болезнью души, что ненависть не представляет собой ужасное зло? Может, ты предположишь, что не существует «ментальных червей» грусти и возмущения? Хоть у нас и есть радость деятельности в более тонком и лёгком теле, благодаря природе наших мыслей и наших чаяний, уже отдалённых от грубых зон жизни, которую мы оставили, мы ещё не обладаем мозгом ангелов. Сохранение нашей теперешней формы представляет для нас непрерывный труд на пути самых высоких побед; мы не можем отдыхать в

процессах просветления; мы всегда должны очищаться, делать отбор наших склонностей и подвергать суровой критике наши концепции, не прерывая поступательного хода. Миллионы существ проживают нашу ситуацию, но другие миллионы остаются во плоти или между нашими самыми низшими рядами эволюции под железной рукой безумия. Именно из-за них мы должны подумать о патологии духа, помогая самым несчастным и по-братски, не напрямую, вмешиваться в решение опасных проблем чёрных нитей, в которых они запутались. Это сумасбродные духи, охваченные отчаянием, жертвы самих себя в ужасной смеси шипов и разочарований. Перисприт- ное тело человека, вместилище наших проявлений, является, в определённые моменты, нашим самым великим обретением на Земле в области форм. Для просветлённых душ, уже освещённых искупительным светом, оно представляет собой мост к высшей сфере вечной жизни, которой мы ещё не достигли; для обычных духов это необходимое и справедливое ограничение; для виновных сознаний это неопределённая цепь, потому что, к тому же, оно регистрирует совершённые ошибки, храня их во всех живых деталях чёрных моментов падения. Способ жизни каждого в телесной оболочке определяет плотность периспритного организма после потери плотного тела. Поэтому мозг является инструментом, через который проявляется дух, источником наших мыслей. Значит, через него мы соединяемся со светом или мраком, с добром или со злом.

Заметив, с каким вниманием я слежу за его ценными объяснениями, Кальдераро многозначительно улыбнулся и спросил меня:

— Ты понимаешь?

Указав на двух страждущих рядом с нами, он продолжил:

—Мы здесь осматриваем двух увечных: одного во плоти, другого вне её. У обоих отравленный мозг, и оба отлично резонируют друг с другом. Духовно они упали с третьего этажа, где находятся высшие концепции, и, отдаваясь отпущенной воле, они перестали жить на втором этаже, центре личного усилия, потеряв ценную возможность подняться; таким образом, они упали в сферы инстинктивных импульсов, где заархивирован весь опыт предыдущего животного мира. Оба они презирают жизнь, ненавидят друг друга, приходят в отчаяние, тем самым поселяя в себе идеи мучений, печали, мести. В общем, они сумасшедшие, хотя никто не замечает высшей неуравновешенности, которая наблюдается в самом сердце периспритного организма.

Я было приготовился перечесть длинный список вопросов относительно обоих персонажей, которых мы осматривали, но мой собеседник начал уже прямую работу помощи и, положив руку на левую лобную долю воплощённого больного, он любезно сказал мне:

— Придержи свои нетерпеливые вопросы, друг мой. Успокойся. Во время наших работ я объясню тебе всё, что будет на уровне твоего понимания.