Самоорганизация

Способность к самоорганизации — это, пожалуй, самый архаичный атавизм родоплеменного устройства жизни, сохранившийся в первозданном виде до наших дней.

Низкий уровень такой способности либо ее отсутствие ведет к полному растворению или уничтожению всякого этнического обра­зования или социальной группы, поэтому ис­тория донесла до нас лишь названия многих племен и народов, исчезнувших еще в глубо­кой древности. Например, кто они были — чудь белоглазая? По отрывочным историче­ским данным, по трактованию самоназва­ния, чудь и чудо— однокоренные слова; на­конец, по догадке, это нечто невероятное, племя волшебников, кудесников. Однако же память о чуди осталась добрая и летописцы говорят о ней с сожалением. Совсем иное — обры, неведомый жестокий народ, если су­дить по летописям, к радости славян безвоз­вратно сгинувший по неизвестной причине (была даже пословица на Руси «Сгинули, аки обры»). Два совершенно разных по характеру народа, а конец один — небытие. Утративший способность к самоорганизации, этнос доволь­но быстро превращается в стадо или стаю с же­сткой иерархией и, как показывает история, становится основным источником поступле­ния рабов на невольничьи рынки.

Не природные катаклизмы, не пищевой рацион и не войны проводили «селекцион­ную работу» на ранней стадии развития на­шей цивилизации; выживание и сохранение «вида» обеспечивала способность собраться и утвердиться в новых условиях существования, будь то масштабная эпидемия, всемирный по­топ или оледенение. (Прекрасной иллюстрацией самоорганизации можно рассматри­вать новеллу «Колокол» в фильме Тарков­ского «Андрей Рублев», пожалуй, единствен­ную в мировом кино.)

Способность к самоорганизации можно подразделить на две взаимообразно связан­ных составляющих:

-личностную, с девизом «Воля, Справед­ливость, Совесть»',

-групповую (этническую), с девизом «Кру­говая порука».

Соединение духовно-волевых качеств лич­ностей (носителей потенциала) обеспечива­ет групповую способность к самоорганизации и наоборот. Это и называется «круговой по­рукой» (отсутствие всякой иерархии) — явле­нием, с которым безуспешно боролись апо­логеты самодержавия, посылая войска на ус­мирения вольного Дона, и, как ни странно, большевики, выстраивая коммунистическую общность «советский народ». Кстати сказать, в послереволюционные годы, в том числе и с помощью очистительного огня: в известной директиве Свердлова казачество подлежало уничтожению, дословно «как этнос, способ­ный к самоорганизации». Все-таки высшие, а значит посвященные, руководители миро­вой революции отлично знали, с каким «че­ловеческим материалом» имеют дело.

Символический смысл принципа круговой поруки, сохранившийся до наших дней, пред­ставляется как поручительство, взаимная от­ветственность каждого за каждого. Но при этом упускается одна важная деталь: образо­вание круговой поруки (отсутствие иерархии, противоположность самодержавию) возмож­но лишь при условии, если каждый член со­циальной группы привержен закону совести.

Демократия (особенно западного образ­ца), как форма власти и государственного ус­тройства, существующая лишь на писаных за­конах, не имеет будущего в России только по­тому, что по своей природе лицемерна и, за­являя свободу личности, на самом деле все время подавляет ее, поскольку всякий писа­ный закон непременно ущемляет чьи-то пра­ва и интересы. Она, демократия, хороша для младосущих новообразований, например, та­ких, как США, где нет еще народа, но есть на­селение, надерганное из самых разных культур, причем в недавнем прошлом еще бывшее ра­бами (темнокожая часть), работорговцами, пиратами и беглыми каторжниками. Из этой солянки народ сварится еще не скоро, лет че­рез 500—700, а пока здесь возможна исклю­чительно демократия, основанная на жесто­чайших писаных законах, которые и заменя­ют совесть. Демократия вообще придумана в Древнем Риме для усмирения диких варвар­ских нравов, как временная форма управления, исключающая всякие понятия воли, справедли­вости и совести — главных человеческих чувств и качеств. Ну, полюбуйтесь: каждый смерч или цунами в благопристойных, демократич­ных и самых богатых Соединенных Штатах порождает неслыханный грабеж и мародер­ство. Полиция стреляет на поражение и все равно не справляется! (А в России, например, испокон веков существует неписаное прави­ло — великий грех брать что-то с пожара или кладбища.)

Конечно же, для США годится только де­мократия с жесточайшими и непоколебимы­ми законами, то есть органом насилия и подав­ления личности, ибо история еще не знает при­меров, чтобы за двести лет существования из бывших рабов и рабовладельцев родился новый этнос со всеми присущими качествами.

Прежде всего иерархический демократи­ческий принцип власти и общежития несовме­стим со способностью к самоорганизации. Не дай бог, если в США, владеющих ядерным ору­жием, случится бедствие помощнее, чем тор­надо и цунами! Мало того что рухнет амери­канский образчик демократии — в тот же час, как цепная реакция, разрушатся все иные, по­скольку сотворены по образу и подобию.

Но!

Но и нам сейчас без демократической фор­мы пока не обойтись. Слишком много экспе­риментов было поставлено на России, слишком разные и прямо противоположные идеологии испытывались на русских просторах, которые, словно кислота, разъели этноисторические природные (не общечеловеческие) ценности, а значит, и национальное сознание. Однако что ни делается, все к лучшему: вместе с убыт­ками мы кое-что обрели, например, не утра­тили, а научились прятать свои чувства, мыс­ли, желания и еще крепче стали «себе на уме». Хоть и искусились грехами, стали, как аме­риканцы, тащить с пожарища, однако если судить по главному разграблению страны — приватизации, то лишь несколько наших соотечественников оказались грабителями и превратились в олигархов (да и то едини­цы русских фамилий). И это из 200 милли­онов, если считать Великую, Малую, Белую Русь! Основная масса народа была ограблена, а значит, вышла чистой из этого нелегкого ис­пытания.

Поэтому не нужно жалеть, говорить «мне ничего не досталось». Зато мы сохранили главное — хоть и искаженную, изрядно про­ржавевшую, но все-таки национальную психо­логию, основанную на воле, справедливости и совести. Это немало, если учитывать, что, лишь обладая этническим образом мышления и поведения, народ способен к самооргани­зации. Прививку от «светлого коммунизма» мы уже получили, теперь осталось еще пере­жить «светлое демократическое» будущее — и можно открывать миру новые принципы су­ществования народа и государства, которые давно пророчат России...

Понятие круговой поруки так же архаично, как и способность к самоорганизации. Его атавизмы, сохранившиеся доныне, выража­ются в принципах литургии, или хороводах, то есть в действах кругового, массового мо­ления (песнопения). Еще в начале прошлого века была жива традиция проводов забритого в солдаты парня. Одного или нескольких ново­бранцев ставили в середину и водили вокруг хоровод (коловод), взявшись за руки, с долгими «заговорными» песнями-оберегами — стави­ли защиту от неприятельской стрелы, копья, меча и т.д. После чего круг разрывался и пре­вращался в «змейку», которую непременно возглавлял будущий воин. Таким образом ему передавали все необходимые качества бойца — силу, мужество, храбрость.

Примерно так же устраивали девичьи хо­роводы, когда выдавали подруг замуж.

В любом случае совершенно четко просле­живается замысел хоровода — прокачать че­рез руки и пение (молитву, гимн) некую энер­гию, вибрацию и передать ее тому, кто в ней нуждается.

Вероятно, этот обычай восходит к време­нам предыдущей «цивилизации пирамид», ког­да земные люди, взявшись за руки, становились в круг и, совокупив таким образом свою энер­гию, творили божественное, совершая «чудеса»: передвигали, поднимали огромные камни, воз­двигали невероятные для нашего сознания и непонятные, бессмысленные для нашего ра­зума сооружения, например, в виде пирамид или колоннады Стоунхенджа. Пути блужда­ния таких символических образов, как круговая порука, неисповедимы, однако существу­ет четкая историческая закономерность: если подобные понятия, хоть и в переотложенном, аллювиальном состоянии, сохранились и до­шли до наших дней, значит, этнос имеет самую прямую связь с предыдущей цивилизацией и мироощущением того времени. Другими сло­вами, мы иногда даже не подозреваем, от кого досталась и каким образом существует в на­шем подсознании та или иная поведенческая реакция — реакция, которую Фрейд, а за ним Адлер (да и Юнг тоже) определили как бес­сознательное, указывая на примитивные детские сексуальные фантазии, якобы впослед­ствии формирующие личность и ее манеру по­ведения.

Для индивидуалистического Запада это вполне приемлемо.

Природная форма самоорганизации до­вольно четко прослеживается в животном мире, и уровень развития ее обратно про­порционален иерархическому устройству. (Чем совершеннее иерархия, тем ниже са­моорганизация.) Существует л ишь одно ис­ключение из правил — пресмыкающиеся и земноводные, живущие по принципу «все про­тив всех» (жесткий индивидуализм). Самоорга­низация слабо выражена у «наземных» млеко­питающих (кроме человека), будь то траво­ядные или хищники; почти совершенная у «летающих» — пернатых, особенно у пере­летных птиц, где вопреки предубеждениям практически отсутствует иерархия. Каждую осень журавли собираются на слет перед пу­тешествием на юг. Они слетаются с огромной территория на какой-нибудь болотис­тый луг и всю ночь словно разговаривают — если слушать издалека, полное ощущение, что говорят люди на вече. С рассветом под­нимаются в воздух, закрывают небо крыль­ями и еще долго кружат беспорядочными ста­ями. Но потом постепенно разбиваются на клинья и улетают. С этого момента журавлей больше не увидишь до самой весны. А к при­меру, некоторые певчие способны «формати­ровать» —передавать информацию потомству, когда оно еще в состоянии яйца, только со­зревающего в материнском чреве. (Если со­ловей-самец по какой-то причине не будет петь возле своего гнезда весь период, пока сам­ка несет яйца, затем насиживает их, выводит и выкармливает птенцов, потомство вырастет без­голосым, то есть с измененной генетикой.)

Однако высшая форма самоорганизации наблюдается опять же в среде высокооргани­зованных насекомых, например, тех же пчел. Матка в улье — не королева и не хозяйка; ей делегированы права и способности воспро­изводить (сеять) новые поколения пчел. Всей жизнью колонии управляют рабочие пчелы, ко­торые в случае гибели матки способны выкор­мить новую из однодневной личинки обык­новенной пчелы, предварительно расширив и нарастив ячейку либо перетащив ее в маточную чашечку. То есть изменить генетиче­скую структуру. Эта способность приобрета­ется в тот период, когда рабочие пчелы на второй-третий день после рождения прохо­дят службу в свите матки и слизывают с нее маточный фермент, который и позволяет потом совершить чудо («молоко волчицы» для Ромула и Рема). Если в улье нет одно­дневного расплода, рабочие пчелы способ­ны физиологически перестраиваться и откла­дывать яйца, чтоб выкормить новую, хотя и неполноценную матку (трутневку). Если в улей поставить соты с расплодом из друго­го улья, колония примет «подкидышей», но выкормит из засева чужой матки своих, пре­данных только этому сообществу детей. Мож­но даже пересадить матку, если семья потеря­ла ее, но только в маточнике, в виде личинки или куколки — в созревшем виде матка будет тут же уничтожена рабочими пчелами. Поэто­му взрослую матку подсаживают в специ­альной клеточке, дабы она напиталась за­пахами колонии и пчелы к ней привыкли. Если они начинают кормить чужую матку сквозь сетку, значит, приняли за свою и мож­но выпускать.

Чтобы иметь право сеять потомство, про­длять род колонии, необходимо быть рожден­ным и/или вскормленным в этой колонии.

То есть в связи с этим никак не обойти вопрос элиты, которая одним своим суще­ствованием «форматирует» весь этнос. Так, подвиг преподобного Сергия Радонежского состоит не только в том, что он был страст­ным молельником и поборником правосла­вия, а более в его нехарактерных для инока действиях, направленных насобирание нации. Благодаря его подвигу и подвигу его учени­ков (элиты) возникли не только монастыр­ские братства, но и вся закабаленная Русь про­никлась братской любовью (чувственное, сове­стливое сознание), которая и положила нача­ло освобождению от ига. (Подробнее о преп. Сергии еще поговорим.)

Как отмечалось выше, существование груп­пы на принципах самоорганизации требует ми­нимум иерархии, а значит, и властных полно­мочий, сосредоточенных в руках одного или нескольких личностей. В казачьем войске это выборный атаман (хорунжие, сотники, есаулы появились позже, когда вольных казаков привлекли к царской службе), в монастыре — настоятель. Да и то их власть номинальна, сводится к решению узких, житейских воп­росов; человека удерживает в группе иное — общая конечная цель, способы достижения которой выражены в монастыре, например, уставом, в казачьем полку — обычаем, непи­саным законом.

Стоит только прописать эти законы и обя­зать к исполнению, как весь принцип само­организации рухнет.

То есть третьей составляющей этого принципа, кроме Воли и Справедливости, является Совесть — основной законодатель самоорганизации.

Жить по совести — значит жить, сообра­зуясь с истиной (со — вместе, весть — исти­на, высшие знания). Личностью или группой, соблюдающей этот принцип, невозможно ни управлять извне, ни тем более манипулировать. Это единственная непробиваемая защи­та от влияния, в какой бы иезуитской форме оно ни выражалось.

В русской жизни (Великая, Белая, Малая Русь) и сегодня хорошо заметно проявление воли, обостренное чувство справедливости (на чем и основаны все манипуляции личностью и обществом), но критически мало или вовсе не наблюдается СОВЕСТИ (как раз она-то и спрятана под «вторым дном»). А без этой со­ставляющей первые две способны вывести на улицу разъяренную толпу, совершить революцию, смести существующую власть, разру­шить империю, но ничего нового не создать, тем более элиту.

Законотворческий процесс уже и сейчас доведен до абсурда. Прописать на гербовой бумаге весь сложнейший спектр существова­ния личности, государства и международных отношений, закрепить в определенных рам­ках всякое действие и движение под землей, на земле, в воздухе и космосе человеку смерт­ному невозможно, ибо все это— Божьи Про­мыслы, а тягаться с Ним во всяком Творче­стве, в том числе и законов, для человека, еще не совсем утратившего разум, бессмысленно. (Хотя американцы пробуют, не замечая соб­ственного маразма, но пока высокий ВВП, все можно.)

И складывается парадоксальная ситуация: мы все знаем те немногие и основополагаю­щие неписаные истины — десять заповедей, по которым следует жить, но живем по писа­ным законам, чаще всего противоречащим нашим знаниям. Пока малые дети еще не по­нимают назначения, например, Конституции, мы учим их жить по совести, и эту науку они мгновенно схватывают, на ней основывают свое представление о мире; она, наука совести, на­конец становится закладным камнем формиро­вания личности. Но по мере взросления мы сами ломаем все, что заложили, и переучи­ваем жить по другим декларативным прави­лам, например, что не запрещено, то разре­шено. Недоросль пальцы в розетку совать не станет, хотя это не запрещено, однако нигде не написано, что нельзя обижать сла­бых и немощных, нельзя воровать (есть толь­ко закон, наказывающий за воровство), нельзя обманывать (есть закон, наказывающий за мошенничество), да и убивать в принципе можно — где написано, что нельзя? Только в десяти заповедях. Найдите статью Уголовно­го кодекса либо другой закон, например Кон­ституцию, где было бы убийство под запре­том? Нет таковой!

А что не запрещено, то разрешено. Поду­маешь, дадут срок?..

В результате такого перелома мы получа­ем личность, руководствующуюся неким сим­биозом писаных и неписаных законов, кото­рые чаще всего исключают друг друга, а по­этому вместо человека, изначально созданно­го по образу и подобию божьему, возникает некое биологическое существо, двигателем «прогресса» которого являются голод, боль, страх, секс, — о нем и поведал нам старый доктор Фрейд. А его ученик Адлер заметил еще одну особенность — стремление к само­утверждению. К чему же еще стремиться, если у существа образ-то божий, а подобие биоло­гическое? Только психология домашнего жи­вотного положительно реагирует на кнут и пряник.