Информация неизвестная Николаю

Из отчета:

За период с 1 января 1945 г. до 1 декабря 1946 г.

В течение указанного периода было ликвидировано:

антисоветских формирований и организованных бандгрупп 3 757;

связанных с ними банд 3 861

Ликвидировано бандитов, членов антисоветских националистических организаций, их подручных и других антисоветских элементов: 209 831 лиц.

Из них убито 72 232; арестовано: 102 272; легализовано: 35 527.

Бандитско–грабительских групп ликвидировано: 3 861

Ликвидировано бандитско–грабительских элементов, дезертиров, уклоняющихся от службы в Советской Армии, их подручных и других уголовных элементов:

126 033 лиц.

Из них убито:

1 329;

арестовано: 57 503;

легализовано: 67 201.

Депортировано: 10 982 бандитских семей, 28 570 лиц.

Выслано в соответствии с правительственным решением о высылке лиц, служивших в германской армии, полиции и других формированиях:

107 046 лиц (до 1 октября 1946 г.).

Оружие, амуниция и другое воинское снаряжение, захваченные у бандитов и населения:

16 орудий,

366 мортир,

337 ПТР,

8 895 тяжелых пулеметов,

28 682 автоматов,

168 730 винтовок,

59 129 револьверов и пистолетов,

151 688 гранат,

79 855 мин и снарядов,

11 376 098 патронов,

6 459 килограмма взрывчатки,

62 радиопередатчика,

230 коротко–волновых приемников,

396 пишущих машинок,

23 счетных устройства.

Подпись: Начальник ГУББ СССР Подполковник Поляков 13 января 1947 г.

Глава 2.

Неопубликованное письмо в «Правду» рабочих подмосковного города Подольска.

Ноябрь 1945 года.

Обнаглевшие бандиты и воры нападают на мирных граждан... не только вечером, но убивают, раздевают и грабят средь бела дня – и не только в темных переулках, но и на главных улицах... даже около горкома и горсовета. После работы люди собираются группами, чтобы не страшно было идти домой. Собрания после работы плохо посещаются, так как рабочие боятся оставаться, боятся нападения на пути домой. Но и дома они не чувствуют себя спокойно, потому что грабежи происходят и днем и ночью. «...с началом осени Саратов буквально терроризируют воры и убийцы. Раздевают на улицах, срывают часы с рук – и это происходит каждый день... Жизнь в городе просто прекращается с наступлением темноты. Жители приучились ходить только по середине улицы, а не по тротуарам, и подозрительно смотрят на каждого, кто к ним приближается».

«День не проходит без того, чтобы в Саратове кого–нибудь не убили или не ограбили, часто в самом центре города при ярком свете. Дошло до того, что единственные, кто ходят в театр или кино, – это те, что живут рядом буквально в следующую дверь. Театр Карла Маркса, расположенный в пригороде, по вечерам пустует»14 октября 1946 г. Рябышева (Загорск) – Е. Рябышеву....Много новостей в нашей деревне. Кто–то задушил старуху, а в Черняке убили дедушку Ольшанского. Его труп до сих пор не нашли. Много воровства. Ужасно идти домой одному ночью или даже вечером. Какая–то банда вытворяет вещи выше всякого понимания.

5 ноября 1946 г. А. Калашникова (Чернянский район Курской области) – своему мужу.

Много новостей, но все то же самое: каждую ночь кого–нибудь грабят или находят убитого мужчину или женщину. Недавно в уборной за аптекой нашли молодого человека с пулевым отверстием в голове. Видно, раз здесь нет моря, то самые глубокие места в «веселой» Вичуге – уборные. Как приедешь сюда, сойдешь с ума. 17 октября 1946 г. В. Лапина (Вичуга Ивановской области) – Г. Голубеву. Бандиты застрелили Павла Данилова и его жену и все забрали из их дома. Вот как у нас обстоят дела и с каждым днем становится все страшнее. Такие случаи повторяются каждый день и ночь. Людям здесь приходится собираться в одном доме вместе на ночь, уходя из собственного дома. Вот такие дела.

Долго ли коротко ли, но прибыли мы в Москву. Столица нашей Родины СССР встретила нас гомоном толпы на вокзале. Форменными патрулями... или патрулями в форме? В общем, тут все было несколько поцивильней. Милиционеры были одеты в форму и «бдили». Военные патрули тоже вроде как не скучали. Здравствуй родина!!!

Я впитывал в себя шум вокзала и начинал считать его своим. Пытался сжиться с ним и стать здесь своим. Богатая моя биография позволяла мне считать вокзалы своим вторым родным местом. И с бомжами я общался и с ворами и с торгашами. Да и Белоруссия – где я служил и заканчивал службу, и куда я постоянно мотался челноком... Да и характер мой по–жизни любопытный. Вполне себе позволял мне сказать и о вокзале – «дом родной». Он ведь тоже живет по своим четко упорядоченным законам. И случайных людей здесь тоже хватает. Но вот чтоб встроиться и в эту систему. Запросто. Стать здесь своим... Не, это тоже – мираж. Чужаков и здесь не очень любят. Тут и помимо них, есть скрытая от чужих глаз жизнь и «власть».

А пока... Нет тут ни многочисленных ларьков, ни теток с бумажными объявлениями на груди, ни проституток, ни наркоманов... Я отчего подспудно ожидал этого. Стереотипы–с. Инерция, мать его, сознания. Я... – мы все стояли и крутили головами. Многолюдье. Эх, и до фига же здесь людей. Непривычно... тут все по–другому.

А вот людей в форме и в гражданке – примерно пополам. Мы скромно устроились в уголке. На лицах моих товарищей промелькнула целая гамма чувств. Любопытство, интерес, попытка побольше увидеть и все запомнить. Сёма рвался посмотреть. Несколько подавленный моментом, старший сержант Турсунбаев тоже вовсю вертел головой. Иваныч был на удивление спокоен. Шац... – Какие будут приказания товарищ старший лейтенант? – начал Шац. – Повторяю для особо одаренных. По одному не ходить, за вещмешками и барахлом смотреть в четыре глаза. В драки не ввязываться, на провокации и разговоры не по делу – сразу все глохнем на оба уха. Все вопросы пока через меня. Всем понятно?! – я с угрозой обвел всех глазами.

Я уже незаметно для себя перешел на «нормальный» больше привычный мне язык.

Здесь все свои и больше не надо разговаривая думать над каждым словом.

– И не пить! – закончил я «инструктаж».

– Так точно! – вытянулся по–строевому, Генрих.

– Геня будешь ерничать – дам в морду. Пока до места не доберемся – считайте себя на фронте, – я многозначительно посмотрел на Шаца. – Сё Генрих, – я обвел головой полукруг, – сейчас это наш – «дом родной».

Услышав меня, Генрих хищно подобрался – внешне оставаясь все также расслабленным. Его выдали глаза. Они только на секунду потемнели, и на мгновение стали похожи на два дула пистолетов. Он был готов к любому развитию ситуации. Я был прав – никуда война не ушла. Теперь хрен к нам подберешься. Остальные это приняли несколько по–другому.

– Яка вийна? Мир же ж? – простодушный Сёма не понимал меня.

Всех пришедших с войны, отличало одно качество. Они – живые! Они вернулись! Смогли придти из такой жуткой мясорубки... И это значит, что им – сам черт не брат. Им здесь на гражданке, в мирной жизни – ничего не может угрожать. Они – бессмертные!

Вот такое вот – ложное чувство эйфории.

Смерть здесь? Нет! Этого не может быть. Это может быть только нелепая случайность, от которой здесь никто не застрахован. Шанс неудачи настолько мизерный, что на него даже не стоит обращать внимания. Турсунбаев помалкивал. Иваныч с непонятным интересом смотрел на меня.

– Сёма ты жить хочешь? – с интересом спросил я.

– Хто ж нэ хочет?

– Там куда мы поедем – обычно стреляют в спину. И обычно тем, кто этого не ждет. Я может слегка и преувеличиваю, но... Тренироваться начнем здесь. И сейчас. Просто представь, что тут подстерегает опасность... Где–то тут есть переодетый власовец и он хочет пристрелить тебя исподтишка. Так что, не расслабляйся. И тогда – там, ты будешь готов.

– А... – понятливо пробасил он и с подозрением уставился в зал. Он стал реально ждать возможного убивца.

Мои «лекции» в дороге, все восприняли по–разному. И сделали разные выводы. А я так... немного рассказал о разных недобитках прячущихся по углам. Главное чего я добивался, чтобы не расслаблялись.

– Ладно, я к коменданту. Узнаю дальнейший маршрут. Вы тут.

– Куда–а...? – удивился он.

– Да пройдусь я!

– А...

Ну не люблю я ходить толпой. По вокзалу.

– Ждите сопровождающего, – это я уже всем.

Нас должны были встретить на вокзале и сопроводить к месту расположения. Такие были инструкции. Единственное чего я тогда не сообразил – где это, они нас встретят? Казанский вокзал – здоровое сооружение и искаться и встречаться можно до второго пришествия. Вот теперь несколько растерянно я решил поискать встречающих сам.

Вокруг стоял обычный вокзальный галдеж. Сновали туда–сюда люди. Через громкоговорители какая–то тетка бодрым голосом все также привычно–невнятно хрипела бодрым тоном о прибытии и отправлении. Гвалт, ор, всхлипы гармошки в разных углах. Деловитые толпы отъезжающих с предвкушающими минами на лицах, перемешивались с чуть растерянными, но тоже с предвкушающими выражениями лиц прибывающих. Сидоры, мешки, баулы, множество разных фанерных чемоданов и хурджинов. Смешение лиц, одежд, народов... Тут не видно привычного пластика и все солидно–деревянное.

Реки военной формы, активно разбавлялись ручейками мирных пиджаков. Они текли мимо островков восточных халатов и выливались на вокзальную площадь. Фуражки, пилотки, кепки, шляпы, тюбетейки и платки...

Все это вавилонское столпотворение жило. Живо вскрикивало и вслушивалось, спорило и ругалось, выпивало и курило, пело и радовалось, ждало и огорчалось... Жизнь бурлила и брала свое.

Люблю я столпотворение и верчение жизни на вокзалах. Кому как, а мне – нравится. Именно тут ощущаешь себя частью огромного мира... Пошел я «погулять»... Уйти впрочем, пришлось недалеко. К нашей компашке бодро двигались коллеги из вокзальной милиции. Эдаким ледоколом спокойствия, рассекая льдины суеты. Тоже в форме и при оружии. Пришлось вернуться. Оказывается, зря я ругал тупых начальников. Таких групп как наша, ежедневно прибывало как минимум десяток. И технология была отработана. Мы со штатным оружием и в форме для них были видны в этой привычной им сутолоке, как красный светофор.

«Пополнение в сводный батальон...? Здесь не толпимся... Проходим на выход...

Ждем справа на привокзальной площади... Вас встретят...», – коротко и ёмко. Я–то... как–то и... даже на секунду растерялся от привычной наглости ментов. Уж больно эти походили на наших – привычных мне. Ни здрасьте тебе, ни до свидания. Пошли на...

Нашим это тоже не понравилось.

Ладно, цель поставили – пошли выполнять. В то, что нас вовремя встретят – я даже и не мечтал. Бардак это составляющая нашей жизни. А военный бардак – это бардак в кубе. Плавали – знаем.

Привокзальная площадь встретила гулом, гудками машин, криками носильщиков и пассажиров. На тумбе висели афиши театров. Плакаты в одну краску предлагали посмотреть трофейный фильм с Марлен Дитрих. Стоял разнообразный транспорт. Были несколько полуторок, телеги, эмка, мотоциклы и какие–то трофейные «Мерседесы» с «Хорьхами». Но «кто из ху?» – я как–то не очень. Единственное, что понятно – что не отечественный автопром. Вдалеке стоял регулировщик – «продавец с полосатых палочек». Хотя вру. Этот не торговал – работал. А вот продавцов никаких и не было. Отчего–то остро захотелось мороженного.

«Обломайся! Это будет, но не скоро!», – ответил я самому себе на такие рокфелеровские запросы.

Не знаю уж почему, но черная эмка меня подспудно беспокоила. Уж больно знакомый штамп из кино.

– Город пойдем смотреть? – начал дискуссию наш казак Азамат.

Да–да – казак. Хотя он тоже и казах.

Вышел я прогуляться на какой–то станции. Проснулся только. Ну естественно двинул к своим. Навстречу Генрих. Спрашиваю:

– Где остальные?

– Все спят. Только наш казак – Азамат, в карты играет.

– Казах или казак? Я чо–то не расслышал?

– Казак – казак! Правильно ты все расслышал.

Я несколько опешил:

– А ну расскажи!?

Забавная история произошла на просторах Союза. Черт его знает где – темно за окном было. Полез Азамат за какой–то фигней в один из своих мешков. Имя его, кстати, переводится как «настоящий джигит» – это он нам перевел. Раз пять. Так вот. И между делом вынимает он из мешка папаху. И не местную, а кубанку. «Это шо? И откуда?», – сразу заинтересовались наши. Он и отвечает: «Моя папаха. Однополчан встречу, одеть надо будет. А–то стыдно будет...». Сёме интересней всех. Он–то ведь и так все время втихую переживал. Азамат – казах и старший сержант, а он замечательный украинский парень – только сержант. Как так?

Так вот – служил наш бравый казах, ни много ни мало в кавдивизии. Пусть минометчиком, но все–таки. И вот после какого–то боя, где из всех минометчиков выжило всего двое, и приняли его в казаки – наградив кубанкой. Немцы параллельно тоже наградили, только осколком в руку.

Вот это поведал мне Генрих в лицах на какой–то узловой станции под гудки паровозов.

– Ну, какой тебе город, Азамат?! – не выдержал я. – Вот город. Смотри! – я обвел площадь рукой и зацепил глазом несуразность.

Из здания вокзала вывели какого-то мужика в наручниках. Ведущие на секунду запнулись о еще один патруль. Мелькнули корочки, и процессия бодро рванула к черной эмке. Следом вывели какого–то мужика в шляпе и костюме, тоже «окольцованного». И ловко запихнули в соседний автомобиль с запасным колесом сзади. Все смотрели на этот процесс с большим интересом.

– Ловко работают «коллеги»... – только и смог пробормотать я. – Вот! – тут же по привычке обернул я ситуацию себе на пользу.

– Все видят, что никаких «своих» – здесь нет! – и победно посмотрел на коллектив.

Коллектив ответил преданными, но ни хрена непонимающими лицами...

– Може он вор... – вопросительно прогудел Семён.

– Не. Это Сёма – шпионы. Видишь как цивильно одеты. Отож! Постояли мы недолго. С полчаса. С лихим разворотом и скрипом... нет, не покрышек, всех сочленений за нами прибыла полуторка. Ни фига она не напоминали машину моей мечты из рекламы. Из неё деловито вышел подтянутый бравый лейтенант.

– Здра–автвуйте, т-о–оварищи. Св-о–одный батальон? – уточнил он.

– Да, – чуть не хором ответили мы.

– Гру–узитесь, по–оехали.

И тут же добавил себе под нос:

– Ну надо же: трезвые...

Он что думал – я не услышу?

Это ничего, что «бравый» лейтенант немного сутулый и заикается. Зато какой огонь в глазах!? Орел! Явно потомственный интеллигент. Лет ему хорошо за тридцать. И лицо сильно помятое. Не бережет он себя. Явно сражается не на жизнь, а насмерть... Пусть только со змием, но сражается же!? На лице водилы – младшего сержанта, была разлита вселенская тоска. Он даже из–за руля не вышел. Устает наверное бедолага.

В общем, «весело с улыбкой» мы покидали в кузов свой десяток вещмешков, шинелки и погрузившись в это чудо советской инженерной мысли, поехали. На базу. То ли в Нарофоминск, то ли в Мытищи... мне честно говоря было глубоко по хрен. Я как–то уже успел устать от столицы.

Ах да надо сказать, что никак я не ожидал... и не узнавал Москву. И всё другое... А чего ее узнавать? Я ее только по телевизору и видел. А то, что видел вживую глазами – к этой отношения не имело.

Народ гулял, работал, шел... Движение? Движение – это да. Наверное, многие москвичи сюда бы переселились из современности. Ну если только с машинами. Пробок тут нет. А вот пленных до хрена. Я успел заметить несколько десятков ударных строек.

Машина постепенно разгонялась километров до сорока. Наверное, это тут – дикая скорость. А водила – местный Шумахер. Только вот у этой таратайки – рессоры и амортизаторы отсутствовали как данность. Может это такой изыск местного автопрома?

– Вы–ы...

Я хотел несколько восторженно произнести: «Вы только посмотрите, какая вокруг красота?! А...?!».

Но в этот момент машина наехала на очередную колдобину, и я ловко прикусил себе язык.

Собственно «Ы–ы...» – вышло на загляденье. Я сидел и пучил глаза, как собака – от жадности ухватившая кость, а проглотив ее... тут же подавившаяся. Я повернул голову, чтобы промычать, что я обо всем этом думаю и... Увидел точно такое же страдальческое выражение лица у Сёмы. Он одной рукой держался за подбородок, второй крепко держался за борт. Видимо он тоже хотел произнести что–то – восторженное или может даже историческое... но – «Не судьба!». Но вот то, что он думает о водиле – на его лице было явно видно. Боюсь после остановки «вселенская тоска» может надолго прописаться на его лице, но уже от синяков на теле. Как сказал герой Папанова: «Бить буду сильно... но – аккуратно!». Может, я даже к нему и присоединюсь...

Я пересчитал своей жо... э... седалищем все кочки, выбоины и колдобины по дороге. Создавалось впечатление, что меня волокут в тележке из супермаркета три укуренных тинэйджера, спи... укравшие эту тележку. Осознав всю несуразность своего поступка они убежали, но для скорости или из озорства – прицепили её к трактору с прогоревшими кольцами и выхлопной трубой. Только забыли там мое бренное тело. И вот теперь я качусь в ней, со всем комфортом – хрен знает куда. Заехали мы в какие–то ебе... э... черт знает куда. Какая–то часть на окраине города. Казармы красного кирпича с полукруглыми сверху окнами и выпуклым декором из него же. И вокруг дверей и по всему фасаду. Самое смешное, что это беленное. В Питере много таких зданий... Как её? Промышленная архитектура. Три здания, плац, одноэтажный штаб, гараж, столовая... все это обнесено забором с колючкой. Ну и ворота со звездой и с часовыми. Куда же без них? – Вам в штаб, – лейтенант вежливо указал пальцем. – Там отметите документы и... получите прочие документы – там, – несколько туманно пояснил он. – Угу... – я только покивал в ответ.

С другой стороны «пепелаца» раздавался бас Сёмы и несколько визгливые и оправдательные ответы «Шумахера». Видимо Сёма был очень убедительным, и сумел развеять его тоску. Я не слышал слов – только интонации. Потом послышалось несколько глухих ударов. Видимо Семён убедился, в ошибочности своего мнения по поводу излишнего понимая некоторыми индивидуумами вербального способа общения и перешел к прямому – невербальному. Надо заметить, что Сёма оказался замечательно прав. Водила очень бодро выскочил из–за кабины и моментально устроился около лейтенанта. И что характерно – проделал он это очень быстро, несмотря на то, что чуть подволакивал ногу при ходьбе и слегка кренился при этом вправо. Широко и добродушно улыбаясь, Сёма вышел с другой стороны. Он был доволен.

И что из того что он может быть был не прав?

Да–а... ТАК конечно, могло бы быть... но только в мечтах. Бас Сёмы только поблагодарил водителя. Не те тут реалии, совсем не те. Хорошо, что хоть довезли. А что уже и помечтать нельзя?

Глава 3.

Некто Р. писала своему мужу 14 октября 1946 г. из другого подмосковного городка: «Стало ужасно жить в Загорске. Вечерами часто происходят грабежи и убийства. Вчера вечером Александр Александрович получил от завода 8000 рублей за строительство. Бандиты разрезали его на части. Его голова была полностью отделена от тела и заброшена в рощу. Три дня назад Ритка с подругой возвращалась из института около полвосьмого вечера. У нее отняли кошелек, а подругу утащили на горку и раздели. Стало просто страшно ходить по вечерам». Гражданка Ш. писала своему родственнику 1 ноября 1946 г. из Иваново: «Тут все новости плохие, просто ужасные. Вчера бандиты напали на отца, мать и сестру. Они возвращались с поезда одни и им приставили к спине нож. Я даже не могу сказать, как это ужасно. Я сейчас работаю до 10 вечера и боюсь идти [домой] через базар. Нервы у всех напряжены».

Один из самых явных признаков общественного страха перед уголовным бандитизмом в послевоенные годы является содержание писем, которые тысячами поступали в различные учреждения и в редакции советских газет. Часть из них сохранилась в архивах. Такие письма отчаянно взывали к властям с требованием восстановить порядок и законность. Например, рабочие Саратова осенью 1945 г. писали, что «...с началом осени Саратов буквально терроризируют воры и убийцы. Раздевают на улицах, срывают часы с рук – и это происходит каждый день... Жизнь в городе просто прекращается с наступлением темноты. Жители приучились ходить только по середине улицы, а не по тротуарам, и подозрительно смотрят на каждого, кто к ним приближается». «День не проходит без того, чтобы в Саратове кого–нибудь не убили или не ограбили, часто в самом центре города при ярком свете. Дошло до того, что единственные, кто ходят в театр или кино, – это те, что живут рядом буквально в следующую дверь. Театр Карла Маркса, расположенный в пригороде, по вечерам пустует».

Здесь на формировании мы пробыли неделю. Единственный и огромный плюс был в том, что нас здесь кормили...

Никаких двухъярусных кроватей ожидаемых мной не было. Были двухъярусные деревянные нары «без никто». Никаких матрасов, тумбочек и табуреток. «Ёпть, прямо как в хронике про Бухенвальд. Не привычно, мама!»,– это была первая мысль. Вторая была: «Только б не было насекомых...!». Уж дюже я их не люблю. Вот это да. Стремно–то как! Но ничего – выжил. Спартанская обстановка – ерунда. Вшей бы не зацепить. «Машеньки»–то нет. Помню как разок, зацепив насекомых в полевых условиях, избавился от них только «народными» средствами. Я там был не один такой, и поэтому поступило предложение намазать башку мелком. Старлей Мясниций вычесывал их на бумажку частой расческой, и давил. Не помогло. Мы намазались «Машенькой» – и помогло. Тут же из всех средств только керосин. Мазаться им – стрёмно. Воняет. А насчет бани тот еще вопрос. Тьфу, тьфу, тьфу – бог миловал...

Но вот последний день, на построении – убил напрочь! Я вовсю готовился к отъезду на Украину. Оказалось, что это не так...

После прочтения приказа по батальону – мы отправились в Белоруссию. Твою мать! Ну какие могут быть повстанцы и прочие «зеленые братья» в насквозь мне знакомой мне Белоруссии? Это же – «партизанский край». Может я, в этой – параллельной реальности? Но все, что я видел и знал здесь – говорило мне только о том, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО в своем реальном прошлом. Только вот этого самого прошлого – я ни хрена и не знаю. «Изнутри» оно все... мягко скажем – по–другому.

Кстати, еще на вокзале я купил конверт и всё-таки отправил письмо, с текстом из наклеенных газетных букв, Сталину. Его я заготовил давно, оставалось только отправить. Я предупредил его о голоде и о том, что погибнет восемьсот тысяч. И что сгноят зерно. Единственно предупредил, что если сгноят – то пусть поищет виновных. Кто–то должен ответить за столько смертей. Теперь мой долг – продвинутого попаданца, выполнен. И я, больше не сомневаясь ни в чем, ждал отправки на свою «историческую родину». Ну не всё ж евреям туда перебираться! Должен же кровавый... или как там – кровный белорус помочь своей исторической родине. М–м... ну не все ж евреям и «западэнцам» этим гордиться. Правда в чем все это выражается, я понимал несколько смутно... Погрузившись, в совершенно непривычные мне теплушки, мы бодро покатили на запад. И что интересно практически без остановок. Экспрессом. М–да... что я могу сказать? Я опять ехал в неизвестность. Ну, пусть в известность.

Я только-только отошел от этого цивильного города. Столица, мать её! Москву мы и не видели. А местные «достопримечательности» смотреть желания не было. Глухо, грязно, разрушено... Народ прибывал каждый день. А «старожилы» сидели здесь уже полторы недели.

О том, что тут в части не «всё волшебно», думаю, даже и говорить не стоит. Делать тут абсолютно нечего. Ну есть немного газет. Домино, шашки... вот в общем и все. Из культурного досуга. Ах да! Есть еще кондовые политинформации. С тупым пересказом лозунгов и текстов из передовиц «Правды». Вот во многом такие «политинформаторы» и убили желание людей слышать про политику. Народ активно бухал, но вот говорить о том, что это сильный «криминал» несколько излишне. Это сейчас норма. Где брал и на что бухал – «тайна велика есмь». Наверное это наше чисто русское.

Мне это сильно напоминало наших современных «партизан» прибывших на сборы.

Наверное, есть все-таки «вечные ценности». Учить никого, ничему не требовалось. Все всё знают. Да и подчиненность тут чужая. На всех нас попросту забили. Мы транзитники и скоро свалим.

Внутри же коллектива ходили самые разнообразные слухи о нашей дальнейшей службе. Причем самые дикие. Болтали всякое, я предусмотрительно помалкивал. Девяносто процентов здесь – это молодые ребята. Все попали сюда по–разному. Романтика, приказ, интриги... но все здесь... как бы проще сказать? Нет ни у кого никакой обреченности. Здесь весело. Энергия хлещет через край. Бедно, голодно, но весело. И кормят, как не странно, довольно прилично. Я даже раза три наелся. А вот в самом городке – жесть. Бандитизм процветает самый махровый. И что интересно – «ничего нельзя сделать». Ничего!!! Соцзаконность, бля!

Социалистическая!

Полная ведь хрень!

Сто пятьдесят рыл сидят в части и ничего нельзя сделать. Сто пятьдесят милиционеров... и несколько разбоев в день. Парадокс. Я думал, хоть тут – почти в столице, получше. Не, не лучше. Хуже. А самое паршивое, что законность для всех одна. Во всей стране. И махровый бандит Вася Береза в глазах прокурора – совершенно законопослушный гражданин. И взять его надо «на горячем» или с железобетонными доказательствами. Иначе извините. Пойдет он домой кушать супчик. Тут такого понарассказывали.

– Товарищи офицеры! – мы встали вытянувшись перед незнакомым полковником, вошедшим в класс в сопровождении коменданта нашего сборного пункта.

–Товарищи офицеры! Добрый день! – прозвучала следующая команда, позволившая нам сесть.

Нам – это старшим десяти групп прибывших из разных городов СССР сюда в маленький подмосковный городок. Здесь формировались сводные роты и батальоны «актива» направляемые на усиление органов советской власти в приграничных областях. Обстановка чем-то сильно напоминала, по словам воевавших – запасные полки и офицерские резервы времен войны. Никто толком ничего не знал. Ходило множество дурацких слухов. Начальство важно надувало щеки, и следовал всем знакомый ответ: «Всё узнаете в своё время на инструктаже».

Народ слегка нервничал на фоне неизвестности. Им всё было непонятно. Мне-то было понятно очень многое. Только вот заниматься такой «просветительской» работой – это мягко скажем, себе дороже. Если я не ошибаюсь, то стукачей и здесь – «как блох на барбоске». Нас ведь и тут пропустили через особиста. А там следовало стандартное предложение: «Проинформировать органы...», «Вы патриот?», «Помочь – государству и партии...». Это все мы проходили. В конце звучало стандартное: «Надеюсь предупреждать Вас о том, что другим не нужно знать о нашем разговоре – не нужно...? Идите – мы надеемся на Вашу сознательность». В нашем взводе Шаца – «завербовали». Правда, он чуть не набил мне морду на нашем маленьком собрании перед этим. Пришлось его долго убеждать и даже приказывать. Ох, как сильно ему это не нравилось. Азамат со смехом рассказал, что внезапно разучился разговаривать по-русски. Иваныч оказался жутким тугодумом и – «ничего не понял». Я не подходил «по статусу». А Сеня порывался всех врагов избить... Вот так мы обзавелись «штатным стукачом».

Я знал и про «лесных братьев», и про «бандеровцев», и про восстание на Западной Украине. В своём прошлом – будущем я частенько видел этих «героев» по СМИ, а в Львове даже дважды случайно присутствовал на «параде» этой сволочи. Старые убийцы, насильники и садисты гордо продефилировали под своими флагами «незалежности».

Мои коллеги офицеры и сержанты милиции «оттягивались» перед предстоящей командировкой в полном неведении, куда они попали. В газетах мелькали маленькие заметки и статьи о трудностях коллективизации и становления Советской власти в областях, присоединившихся к СССР перед войной.

Истинный масштаб этих событий станет известен только через десятилетия. Да и то, вряд ли в полном объёме.

– Товарищи офицеры! – начал комендант: – все вы направляетесь в западные области Белорусской ССР. Обстановка там сложнейшая. Прибывшие группы рекомендовано использовать в своём нынешнем составе – без перераспределения. Непосредственно на места вас направят уже в Минске.

Представитель ЦК товарищ Лапин проведет с вами предварительный инструктаж. Более подробно с текущей ситуацией ознакомят уже на местах.

– Пожалуйста, Борис Алексеевич!

Как говорил один киногерой «меня начали терзать смутные сомнения» на тему: а всё ли я знаю по истории «радзімы». Самой близкой к России братской республике. Самой благополучной, благоустроенной, практически витрине СССР.

– Обстановка в приграничных областях БССР в настоящий момент характеризуется как очень сложная, имеющая тенденцию к ухудшению. В газетах и радиопередачах сознательно не акцентируется внимание на тех трудностях, с которыми приходится сталкиваться практическим работникам на местах…

– Я прошу не делать никаких записей.

А мы и не собирались. Ни бумаги, ни карандашей. Школьники пишут, на чем попало. Вплоть до оборотной стороны обоев. На письма-то бумагу найти тяжело.

– Ваши подчиненные получают в настоящий момент информацию в несколько упрощенном виде. А потому попрошу вас пресекать ненужные разговоры, домыслы и не сообщать, доведенную до вас здесь информацию, подчиненным более необходимого.

Всё «страньше» и «страньше» как говорила Алиса. Это что задействовано информационное обеспечение на высоком уровне? Меня начало напрягать. Что–то не так я по истории учил и помнил. Там что «бандеровцы» воюют? «Партизанская республика», где на последнем этапе действовало до миллиона активных штыков.…У меня, помнится, мелькнула как– то мысль: что – то много здесь народа собралось с белорусскими фамилиями. Да потом забылось. В СССР национальность вспоминалась редко. Чаще всего с этим напряги были у евреев. Похоже, белорусов собирали спецом.

– Там что война, что ли? – эхом мыслей прозвучал вопрос из-за моей спины.

– Нет там войны, конечно нет. Что вы! – отеческим тоном ответствовал товарищ из ЦК.

–Ну, если не война, так что же там?– не успокаивался капитан из Орла.

– «Режим контртеррористической операции» там – что тут не понятного? – саркастически вырвалось у меня.

Сразу прикусил язык. Допереводился, вместо про себя, сказал вслух. До этой находки «инженеров человеческих душ» полвека. Твою мать, что сейчас будет…!?

– Как, как вы сказали» –«режим контртеррористической операции»? Это откуда такой термин? – на меня подозрительно уставились внимательные и умные глаза.

– Старший лейтенант Адамович, группа работников милиции город О. – вытянувшись представился и продолжил:

– Ситуация когда не ведутся активные боестолкновения, а наличествует большое количество терактов против отдельных представителей гражданских и военных властей. Условия, когда для силового противодействия противоправным проявлениям применяются не вооруженные силы, а ограниченные силы и средства структур правопорядка и защиты конституционного строя.

Кажется «Остапа понесло». Я стоял и тихо ловил шуршание уехавшей крыши. Это что ж я такое сейчас родил?

В классе стояла тишина. Ошалевший от завернутой фразы товарищ из ЦК, застыл столбом и что-то соображал.

– Повторить сможете?

– Что? Извините, не понял.

– Сказанное повторить сможете?

– Нет.

Глаза у меня в этот момент были чистые, искренние и изумленные.

– У вас какое образование?

– Пехотное училище, офицерские курсы, почти всегда читаю все подряд.

– В основном газеты?

– Так точно. Книг маловато.

– Ага. Значит творчество масс. «Vox populi, vox Dei». Как нас и учит товарищ Сталин. В массах всегда генерируется более правильное и развернутое понимание событий.

А у «представителя» не иначе классическая гимназия в образовании. Я опять начал «переводить». Вон загнул латинскую фразу и не подумал, что кроме меня его никто не понял. «Глас народа, глас божий». За «божий» боится видимо.

– Ну что ж продолжим. Как вы все должно быть хорошо помните, в ходе освободительного похода Красной Армии в 1939 году народы Западной Украины и Западной Белоруссии воссоединились с братскими республиками СССР.

За короткий довоенный период социально–экономические преобразования в этих районах только начали набирать ход.

«Не всех раскулачили, посадили и сослали» – перевел я про себя.

Война прошлась тяжелым катком по Белоруссии. Разрушено почти все. Достаточно сказать, что только жилой фонд сократился с десяти до двух миллионов квадратных метров. Наименее пострадали районы Западной Белоруссии, до 1939 года находившиеся в составе Польши. Они же и остаются наиболее пораженными бандитизмом.

Здесь, забившиеся в леса, лютуют банды фашистских недобитков. Это бывшие кулаки, полицаи, власовцы, репрессированные, уголовники, дезертиры и предатели, сотрудничавшие с немцами. Эти банды под различными лозунгами борьбы занимаются грабежами, убийствами советских активистов, срывом выполнения хозяйственных и политических мероприятий, пытаются путем террора, запугивания и лживой пропаганды привлечь на свою сторону местное население. Многие банды создавались в тесном сотрудничестве и при поддержке немцев, получая от них оружие, боеприпасы, обмундирование. Отдельные банды белорусских националистов имеют укрытия-землянки, схроны с запасами продовольствия и боеприпасов, пополняемыми за счет местного населения. Запасы пополняются и в добровольном порядке, и грабежом. Бандиты нападают на подразделения Советской Армии, обозы.

Националисты не просто убивают людей, они их зверски мучат. Отрубают руки, ноги, головы, отрезают груди, уши…

Я слушал и видел Афган: отрезанные носы, выколотые глаз советских десантников…

…Они вешают и душат веревками или колючей проволокой, живых бросают в колодцы, проруби…

А я слышал пьяный стон седого прапора: – «Представляешь чичи, с–суки, сопляков–срочников засыпали землей! Живых...!».

…Так погибли семьи партизана Иосифа Бобко, разведчика Константина Гаврина, начальника штаба Ивана Пшеничкина, сотрудника НКВД Вячеслава Корбута, фронтовика Павла Краско…

А у меня в глазах цинковые ящики, которые запрещено вскрывать…

Господи! Что же это? У нас в тихой и мирной Беларуси зверства Афганистана и Чечни!

…Особенно жестоко расправлялись бандиты с девушками. Их избивали и насиловали, вешали за косы и убивали только за то, что они встречались с фронтовиками, партизанами, коммунистами и комсомольцами.

«Слышь, замполит, нет, ты скажи мне, ты же видел этих медсестричек убитых. Это кто был люди или дикие звери? За что их так-то?». Видел, командир, и никогда не забуду…

…Невинными жертвами стали комсомолки Мария Сагандыкова, Вера Бабкунова, Нина Бортникова…

Как же так? У нас же не Западная Украина! У нас же нет зверей – бандеровцев…

Пластинкой в гудящей пустотой голове рефрен: «– Западная, западная …».

…Убийствами, террором и запугиванием населения банды также пытаются сорвать проведение государственных поставок зерна и продуктов. А там, где находят приготовленный к сдаче хлеб, все забирают себе, либо уничтожают на месте, сжигая его прямо в доме, либо на поле.

Красные маки Афгана, маки вместо пшеничных полей…

…Обстреливают подводы с зерном, делают налеты на мельницы, маслозаводы, молочные пункты, уничтожают оборудование. В некоторых районах Минщины полностью уничтожена телефонная связь…

– «Полста седьмой! …мать быстрее! Они все горят! Не дайте добить! Хоть «двухсотых» отбейте»!!!».

И дым… Дымы чадящей колонны впереди, на фоне затихающих очередей…

…Одна из главных задач националистов и бандитов: уничтожение партийно–советского актива, как присланного из центра, так и местного. Устраняются руководство и актив местных сельсоветов, учителя и врачи, специалисты МТС, коммунисты и комсомольцы. Зачастую бандиты, обвинив жителей села в оказании помощи советским органам, совершали налеты, убивали активистов и членов их семей. Так, 28 февраля убит заведующий Вилейским областным отделом народного образования Валентин Муравьев, в колхозе «Красная калина» застрелен председатель колхоза Николай Лукашевич…

Расплывшаяся тестом по экрану землячка из Барановичей:

– «Коммуняки угробили свободу и подгребли…»

Монотонный голос лектора баюкал и усыплял организм, измученный нехваткой калорийных продуктов и витаминов. Глаза светлели от ненависти, от злых непрошеных образов–ассоциаций, от забытого будущего…

– Немецкие спецслужбы планировали организовать и оставить в нашем тылу огромный диверсионный фронт от Балтики до Черного моря. Был разработан тайный план под названием «Любимая кошка», и осуществлена подготовка людей и материалов. Белорусской организации, задействованной в этом плане, было дано название «Чёрный Кот». На должность её руководителя белорусский национальный актив польского майора назначил польского майора Михаила Витушку.

– Кто, кого? Не понял – оцепенение сдуло ураганом. Я опять нарушил чинность и благолепие лекции.

– «Черный кот», майор Витушка, – в целом спокойно, но несколько удивленный нестандартной реакцией повторил лектор последние слова.

Я, вскочив, покрутил головой, отгоняя остатки то ли сна, то ли транса.

– Что вас так удивило товарищ Адамович? – он был не на шутку озадачен.

– Да задолбало это домашнее млекопитающее! В Алма–Ате во время войны, мне знакомый милиционер рассказывал, отметилась сильно бандитская сволочь под этим знаком, в Москве и Ленинграде бандюки «Черная кошка». У них там, что совсем с фантазией тухло?

– Что ж вам сказать-то? В Казахстане да, было. А про Ленинград и Москву, откуда знаете?

«От Говорухина и Высоцкого». Откуда ещё. Ты товарищ лектор, может и хороший человек, но знать тебе этого не надо…

– Так слухи.

– Вы взрослый, очень неглупый человек верите вздорным слухам. Мало кто знает, что никакой банды с таким названием не было ни в Москве, ни в других городах бывшего СССР. Зато были многочисленные подростковые группировки, члены которых гордо именовали себя «чернокошатниками». Основное их занятие – мелкое воровство и хулиганство.

Хотите пример? «Черные кошки» появились летом 1945 года. За несколько месяцев жертвами «кошатников» стали тысячи граждан. Как правило, обходилось без крови и членовредительства.

Жительница подмосковного города Раменское Марина Иванова получила открытку, на которой в обрамлении двух лавровых веток красовался кошачий силуэт. «Сегодня в 12 часов вечера ждите «Черную кошку». И подпись: «Общество Черной Кошки». Через пару дней сотрудники подмосковного уголовного розыска задержали «общество черной кошки» в полном составе. «Кошатниками» оказалась… группа местных подростков, заводилой у которых был пятнадцатилетний школьник Владимир Харкевич.

Так что к слухам надо относиться правильно. Не надо им верить.

– А с Белоруссией-то что?– вклинился в наш диалог знакомый голос из-за спины…

– Немцами разработан план «Любимая кошка». Согласно ему украинская часть плана носит название «Степной кот», белорусская «Черный кот», прибалтийская соответственно «Лесная»

Отряды «Чёрного Кота» разделились в Белоруссии на три части: «Беларусь-Юг», «Беларусь-Центр» и «Беларусь-Север». У каждой свой руководитель, подчиняющийся Главному штабу «Чёрного Кота», размещенному под Варшавой. Руководитель Михаил Витушка.

Я снова был в трансе. «Черный кот» стал для меня каким-то фатумом. Это «белая кошка» его притягивает что ли?

А лектор продолжал:

– Немцами построены и полностью снабжены с расчетом на длительный срок несколько бункеров. Пока положение большинства локализовать не удалось.

– А численность-то у них какая? Вооружение? Тактика? Резервы – подал голос капитан Юра из Перми.

– Численность у «Кошки»? Оценочно до восьми тысяч бойцов. Вооружение легкое стрелковое. Но есть и случаи применения артвооружения малых калибров. Вероятно, подобраны и восстановлены.

Тактика – полностью партизанская. Немцы изучали, систематизировали действия советских партизан, и соответственно обучали свою агентуру. Резервы – вопрос неоднозначный. По агентурным данным они могли бы привлечь значительный контингент националистически настроенных белорусов. Но по настоянию Витушки этого не делается – что бы снизить нагрузку на крестьян. Большие отряды много кушают, вам, как командирам это хорошо известно. Поэтому в лесу находятся в своём большинстве абсолютно отпетые преступники. Основная часть находится в подполье и привлекается только для отдельных операций.

Витушка мне начал импонировать своей сообразительностью. Я то, наивный, думал, что такая тактика изобретение афганских моджахедов и чеченских боевиков. А оказывается вон, где её изобрели!

– То есть днем он трудолюбивый крестьянин, а как стемнело с винтовкой тебя в окно выцеливает? – снова влез я в разговор.

– Вы абсолютно правы товарищ Адамович. А потому бдительность, бдительность и ещё раз бдительность.

– Разрешите вопрос – я как примерный ученик поднял руку и, получив молчаливый кивок, продолжил:

– Вопросов два. Первое вы уточнили «У кошки?». Там ещё кто-то есть? И второе с врагом понятно, а союзники там есть?

– Понятно. Садитесь. Ответ я попробую объединить.

Моя бедная голова от такого ехала всё сильнее и сильнее, она переставала узнавать родной край.

– Видите ли, в настоящий момент на территории Западной Белоруссии действуют несколько разнородных сил.

Связано это с этническими или точнее национальными особенностями региона…

Чего? Какие к черту особенности. Все там братские народы. Один язык. Католики-поляки, православные белорусы и хохлы. Две Пасхи, два Рождества и прочее удвоение. Я ж там долго жил и родня там. Что я там опять не все знаю?

–Эти районы длительное время подвергались полонизации. Вытеснялось православие, подвергался гонению язык. В тридцатые годы в эти области проводилось «осаживание» – то есть выслужившие ценз поляки, получали там земельный надел. Приезжавшие из иных районов получали землю и льготы. Перед войной их отселили. Не очень много, к сожалению.*

…Промороженный полустанок. Эшелон «теплушек». Цепь бойцов НКВД. Голосящая и испуганная толпа жмущихся друг к другу людей в легкой одежде и почти без вещей…

Я потряс головой, гоня прочь толи видение, то ли кадры кино…

Поэтому в некоторых областях антисоветская деятельность концентрируется в отрядах «Армии Крайовой».

С «Черной кошкой» взаимоотношения у них очень трудные. Вплоть до того, что можно не ожидать действий отрядов Витушки в этих районах. И соответственно объединения их для совместных действий.

В приграничных с Украиной районах действуют украинские националисты. Это две группировки, враждующие между собой.

Первая – ОУН-УПА, возглавляемая Степаном Бандерой. «Черная кошка» к ней относится враждебно. УПА предъявляет претензии на белорусское Полесье. Во время войны пять украинских полицейских батальонов проводили активное уничтожение партизан, проводили карательные акции, участвовали в уничтожении белорусских евреев. Витушка приказал не вступать в бои с бандеровцами первыми, однако разрешил обороняться в случае их нападения. Вот вам и союзники.

– То есть, при появлении «бандеровцев» можно обратиться не в ближайшую воинскую часть, а в ближайший бункер «Черного кота» и те «всыпят» им…

Пошутил Юра. Класс негромко засмеялся – услышанное не очень располагало к веселью.

– В принципе, если сразу не пристрелят, то так и может быть. Озлобленность там очень сильна.

А вот с бойцами украинского атамана Тараса Бульбы – Боровца сотрудничество у Витушки очень тесное.

Потому не рекомендую ошибаться.

…О как, а у «самостийников»-то единство появилось только на парадах на незалежной Украине.

– Кроме «Черного кота», так сказать «идейных» борцов с Советской властью, на территории, где вам предстоит служить, имеется много бандформирований из местных уголовных элементов, предателей Родины, скрывающих от возмездия, власовцев и прочих, привычных вам по предыдущей службе элементов.

Почему я акцентирую ваше внимание на этом аспекте: все преступления на подведомственной вам территории будут регистрироваться только, я подчеркиваю, только как уголовные. Никакой иной градации нет и существовать не может…

Я застонал про себя. Господи, ну почему я такой идиот? Думал, это ельцинские пиарщики догадались переводить национальные конфликты в разряд обыденной уголовщины, вызывая негативную инстинктивную реакцию обывателя. Оказывается, они просто применяют методику сталинских органов. Интересно, а те, не с царской ли охранки брали методы? Ведь «демократы» всех революционеров на основе их уголовных дел считают ворами и грабителями. Нет, вот ведь, помнятся же новостные передачи: «задержан такой-то главарь такой-то группировки, на счету которого грабежи и прочие тяжкие». Ну и, конечно, кто ему – этому уроду, сочувствовать будет?

Поднял руку ещё один из инструктируемых майор из Воронежа.

– А вы не могли бы сказать, это я так из чистого любопытства, если не секретно. Много у фашистов было пособников?

Борис Алексеевич на некоторое время задумался.

– Ну что сказать товарищи! Товарищ Сталин отмечает, что классовая борьба со временем обостряется. И наши враги используют разные методы борьбы. Один из них национализм. Этой буржуазной моралью заражено пока ещё много людей. Что касается Белоруссии, то если в Западных областях фашисты легко находили готовых на сотрудничество, то в Восточных было наоборот. Точных цифр не знаю.

Я перевёл про себя: точнее знаю, но не скажу. Допуск у вас слабоват.

Лектор из ЦК демонстративно поглядел на часы.

– Всё, товарищи, время поджимает. У меня ещё есть на сегодня дела. Желаю вам удачи!

– Товарищи офицеры!

* Всего в 1940–1941 гг., по эшелонным данным, было депортировано 309–321 тысяч польских граждан.

Информация большей частью неизвестная Сергею:

Происхождение названия «Белая Русь» неясно. Первое его упоминание относится к середине XIII века. В 1918 году была провозглашена Белорусская Народная Республика. А 1 января 1919 года в Смоленске образована Советская Социалистическая Республика Белоруссия (ССРБ). В феврале 1919 года образована Литовско–Белорусская Советская Социалистическая Республика (Литбел). 19 июля 1919 года. СНК Литбела принял постановление о передаче всех дел Минскому губернскому РВК. Польские войска заняли часть территории Белоруссии, включая Минск (8 августа 1919).

С 1922 года название страны — БССР (Белорусская Советская Социалистическая Республика). После распада СССР Республика Беларусь становится правопреемницей БССР.

На основании договора о разделе сфер влияния между Германией и СССР, в сентябре1939 года советские войска заняли территорию Западной Белоруссии.

Часть территории вместе с городом Вильно 10 октября 1939 была передана Литве. В1940 году также Литве был передан город Свенцяны с окрестностями и некоторые другие территории.

В 1939 году часть Полесья была передана Украине.

По некоторым подсчетам, в результате воссоединения Западной Белоруссии с БССР были репрессированы 130 тысяч жителей Западной Белоруссии, из которых около 30 тысяч было расстреляно.