Культ предков — первая правовая идеология

Когда мы говорим о бессознательном возникновении первых социальных норм, то мы имеем в виду эволюционной аспект проблемы. В функциональном же измерении данные нормы не могли каким-либо образом не отражаться в сознании людей, так как человек — сущееiво, как известно, мыслящее. Психоэмоциональный фон, сопровождавший становление порядка (поведенческих норм) в первичном коллективе, порождал фантастические образы существ, имевших возможность на нею воздействовать. Материал, из которого создавались образы, черпался, несомненно, из реальной жизни. Как отмечалось, сверхвозможностями наделялись природ-

\171\

ные стихии, звери, отдельные предметы и т, д. Этнографические материалы по различным народам мира позволяют сделать вывод о том, что наиболее ранним источником санкций за несоблюдение правовых норм считались предки.

Культ предков в той или иной форме обнаруживается повсеместно. Суть его в сакрализации умерших старших преде тати елей социума, которые обретали, таким образом, наивысший социальный статус (предков), в результате чего они получали практически неограниченные возможности влиять на судьбы живых потомков. Последние могли чувствовать себя в безопасности, опираясь па поддержку первых только в том случае, если свято соблюдали завещанные предками нормы поведения. Отклонение же от установленного ими порядка влекло карательные санкции. Таким образом, идеологические представления культа предков были ориентированы на простое воспроизводство социума, т. с. на его выживание.

Так вкратце выглядит идеологическая концепция культа предков, однако следует иметь в виду, что на самом деле она во многом является конструктом самих антропологов. В сознании же носителей традиционных культур концепция отражалась в весьма смутных представлениях, связанных с необходимостью следовать установленным поведенческим моделям. Порой ученые, проводя полевые исследования примерно в одном в том же месте, приходили к различным выводам о том, кого следует считать предками. Например, одни утверждали, что «туземцы» предками считают только умерших, а другие— вообще стариков (Бочаров 1992: 80-83). Однако для архаического мышления в данном случае не существовало никаких противоречий, учитывая, что оно не проводило четкой границы между жизнью и смертью. Современные исследователи, как европейские, так и представители традиционных культур, считают предками только умерших (вероятно, не без влияния европейской парадигмы мышления).

Есть основания полагать, что и другие «древние верования», например, тотемизм или анимизм, которые часчо выделяются исследователями в самостоятельный вид ранних идеологических представлений (религий), также уходит своими корнями в культ предков, О связи тотемизма североамериканских индейцев с культом предков писал Брайант (Брайант 1953: 275). Другой исследователь, В. Р. Арсеньев, возвратившись в очередной раз из Африки, часто рассказывал о '«трогательныхч отношениях бамбара с крокодилами, которых они почитают своими предками.

Все это полностью соответствует парадигме архаического мышления, для которого нет непреодолимой преграды между животным миром и человеком: "Для примитива недействителен закон исключенною третьего. Для него человек поэтому, что не входит в комплекс "человек", тем самым не является етце не попугаем: он может быть в одно и то же время и в комплексе "человек" и в комплексе "попугай"... Подобное мышление и подобная логика, как видим, основывается на конкретных связях, и этих кон-

\172\

кретных связей у одного и того же предмета может быть чрезвычайное множество» (Выготский, Лурия 1930: 99). Действительно, в фольклоре любого народа человек легко перевоплощается в животного (растение) и наоборот. Вспомним братца Иванушку, нарушившего табу — «испившего водицы» и превратившегося в результате в козленочка, а затем обратно в человека.

Более того, и у современною человека граница, проводимая мышлением между человеком и животным, не так уж непроницаема: он свободно включает свое любимое животное (собаку или кошку) в систему родственных отношений в качестве «сыночка» или «доченьки», часто называя его человеческим именем. Анимизм, распространенный среди наших народов Севера, также имеет черты культа предков, где к «духам» обращаются как к «старикам и старухам» (Землепользование... 1997:91).

Итак, в рамках культа предков умершие родственники наделялись сверхъестественными возможностями влиять на судьбы потомков. Предки могли обеспечить жизненное благоденствие в случае, если потомки не нарушали завещанный предками образ жизни, и, наоборот, покарать их, если такое имело место.

Осмыслению в фантастических образах подлежали реальные социальные отношения, которые строились на возрастном принципе: старшие занимали доминирующие позиции. Именно они в первую голову являлись источником санкций, порождающихся запретом (табу). Действительно, поведение младших (пищевое, сексуальное, пространственное поведение и т. д.) было табуировано относительно старших: запрещалось делать то, что было дозволено лидерам (старшим). Иными словами, старшие воспринимались своего рода табу, что и порождало соответствующие эмоции (страха и почтения) (Бочаров 20066: 172-224). В результате их естественные преимущества, связанные с практическими знаниями, жизненным опытом, неизбежно расценивались архаическим мышлением в качестве особых (сверхъестественных) дарований. При отсутствии четкой границы между жизнью и смертью, живыми и мертвыми особой силой стали наделяться умершие старшие, т. е. предки. Па высших этапах первичной формации предкам приписывалась огромная власть над живыми (Бочаров 1992: 83-86).

Считалось, что с возрастом возрастали и сверхъестественные (магические) возможности человека. Смерть же рассматривалась как дальнейшее продвижение в социально-возрастной иерархии, после которой подобного рода возможности индивидов (предков) многократно увеличивались. Они продолжали «диктовать» потомкам способ жизнедеятельности, которому те обязаны были следовать. Озвучивали волю предков старшие социально-родственных образований, позже лидеры вождеств, которые правили, опираясь на авторитет предков своего (правящего) рода.

\173\

С предками необходимо было поддерживать хорошие отношения, чтобы не пострадать от них. Для этого надо было отравлять ритуалы на их могилах, коюрыми руководили, опять же, социальные лидеры. Наиболее распространенный ритуал подобного рода — поминальный обряд, который сопровождается «кормлением» предков (часто в форме жертвоприношений). Его элементы и сейчас можно отчетливо фиксировать в нашей культуре, когда родственники приносят на могилы усопших еду и питье. Поминальные обряды должны были умилостивить предков, обеспечить им комфортное пребывание на том свете. Осетины, совершая такие обряды, говорили: «Эта пища и это питье да останутся неистощимыми для тебя, пока ты не достигнешь рая». Сказать, что твои предки голодают, считалось оскорблением. Могила в течение года после смерти снабжается едой и питьем. Анализируя такие обряды, нетрудно убедиться в отсутствии жесткой границы между мертвыми и живыми. Например, придя с поминок, осетины просили обед, так как считалось, что кормили через себя предков. Вдовы отрезали косы и клали в гроб покойнику, что символизировало убийство жен, которое ранее имело место после смерти мужа (Ковалевский 1886а: 81-86). Сегодня же, как извеспю из многочисленных свидетельств, у многих азиатских и кавказских народов СНГ в могилу покойнику кладут различные предметы, призванные обеспечить ему благоденствие на том свете (телевизоры, холодильники и т. д.).

Правосознание представителей традиционного общества было насквозь пронизано представлениями культа предков. Среди народов Кавказа они ассоциировались с очагом. И сегодня тост за то,"«чтобы всегда горел очаг у хозяев в доме», является обязательным при проведении застолья. У осетин прикосновение к очажной цепи, на которой подвешивались котлы с готовящейся пищей, являлось обязательным при даче присяги. Все были уверены, что предки обязательно покарают лжеца. Убегавший от преследования преступник считался в безопасности тогда, когда ему удавалось обвить вокруг шеи очажную цепь двора, в котором он искал убежища. Таким образом он как бы становился под защиту предков данного дома (Ко-валевкий 1886а: 79).

Предков также призывали в свидетели при даче всевозможных клятв, которые являлись важными судебными доказательствами. Например, потерпевший подходил публично к лицу, заподозренному им в преступлении, и требовал от него, чтобы тот протянул ему правдивую руку такого-то из его покойников, имя которого при этом произносилось потерпевшим. На это заподозренный обязан от вегать «вот тебе правдивая рука покойника» — и протягивал руку (Ковалевский 188ба: 89). Если он мог такое сделать, то, действительно, был невиновен, иначе упомянутый предок тут же жестоко покарал бы его.

Могилы предков считались священными. С ними, несомненно, связано территориальное право, следы которого отчетливо фиксируются в

\174\

обычно-правовой ментальности современного человека. Мы нередко сталкиваемся со стремлениями какого-либо этноса или государства утвердить право на определенную территорию посредством попыток доказать, что в отдаленном прошлом она была заселена предками данного этноса или государства. При этом обычными аргументами в отстаивании такого права являются формулы; «здесь покоятся наши предки» или «это священная земля наших предков». Причем для достижения этой цели часто привлекаются и научные, например археологические, изыскания.

Во время экспедиции в Абхазию в 1980 году информанты часто жаловались мне на политику грузинских властей, которые, по их утверждению, препятствовали поступлению абхазцев на гуманитарные факультеты тбилисского университета, и прежде всего на исторический, поэтому они были вынуждены получать подобное образование в российских вузах. Представители абхазской интеллигенции эти действия властей объясняли их страхом перед научными археологическими открытиями, которые-де обязательно подтвердили бы то, что абхазцы раньше, чем грузины, заселили данную территорию. Это в свою очередь узаконило бы, с их точки зрения, их право на доминирование в данном регионе. Показательно, что именно ученые-гуманитарии с распадом СССР возглавили «национально-освободительное движение», направленное против Грузии.

Поэтому в прошлом завоеватели начинали с того, что разоряли могилы у покоренных ими народов, чтобы лишить тех покровительства своих предков. Это побуждало проигравших прекратить сопротивление, так как, лишившись «священных могил», они ощущали себя беззащитными (Дмитриев 2001: 178-190). К подобным же акциям прибегали и европейские колонизаторы, например в Африке. Они разоряли мошлы вождей на захваченных ими территориях, чтобы лишить «туземцев» стимулов к продолжению борьбы. В противном случае африканцы ожесточенно сопротивлялись, получая «поддержку предков» во время поминальных обрядов на их могилах. Они смело шли в бой, будучи уверены в своей непобедимости, несмотря на скудное вооружение. Поэтому же колонизаторы запрещали хоронить на родине вождей-героев антиколониального сопротивления. Их останки изымались, зачастую даже отвозились в метрополию. Внонь поддержка предков потребовалась африканцам в ходе национально-освободительной борьбы; народившиеся политические партии стали требовать возвращения их останков для погребения на Родине (Бочаров 1992: 156,198,252-253).

Широкомасштабная депортация народов в сталинские годы также, похоже, во многом была мотивирована теми же соображениями. «Вождь народов», будучи кавказского происхождения, как никто был знаком с идеологическими представлениями, характерными для этнических групп данного региона. Здесь культ предков представлен наиболее зримо. Как известно, предки «заботятся» о потомках только в том случае, если те строго следуют их предписаниям, т. е. традициям. Поэтому отселение людей от «священных могил» делало их более управляемыми, так как в

\175\

новых условиях они не могли рассчитывать на поддержку своих покровителей, оказывая сопротивление советской власти.

Право собственности на землю тесно связано, таким образом, с представлениями культа предков. По имеющимся сегодня сведениям, в кавказских республиках СССР родовые права на землю стали восстанавливаться сразу же после смерти И, Сталина уже в середине 50-х годов, А. Б. Крылов, проводивший полевые исследования в конце 90-х прошлого столетия в Абхазии, приводит свидетельства информанта: «Подросшие дети репрессированных отобрали свои земли обратно у тех, кто при колхозах заявлял, что земля теперь общая, и под этим предлогом занял землю, не заплатив ее хозяевам». Поэтому земельные конфликты дают о себе знать до сих пор, так как «все крестьяне знают свои владения и сами решают все возникающие проблемы». По мнению опрошенных автором местных крестьян, потомки имеют право возвратить себе землю. Об этом же сказал жрец святилища Дыдрыпш (верховное божество) Заур Чичба: «Княжескую землю забрал колхоз после революции, но Дыдрыпш знает, кому она принадлежит по праву. Если Ачба потребует вернуть свою землю обратно, то живущие на ней люди должны будут выкупить ее или отдать законным владельцам» (Крылов 2000: 66, 71).

Во многих странах Востока, как известно, отсутствует право частной соба венности на землю, так как наделение правом продажи земли, в которой захоронены предки, воспринимается населением как святотатство. Принятие соответствующего законодательства в РФ также сопровождалось острым политическим противостоянием. Анализ¹ российского политического дискурса тех лет отчетливо свидетельствует о том, что оппозиция черпала свои аргументы из тех же культурно-исторических архивов, приравнивая, к примеру, продажу земли «к продаже Родины» (Бочаров, Рябикин2005: 149-170).

С культом предков тесно связано право на власть и наследование имущества, ['лава рядового рода совершал ритуалы на могиле своих предков, легитимируя свое лидерство. В более поздние времена монархи, как представители священных родов, также «получали власть от своих предков». Вся история Средневековья полна примерами подделок генеалогий узурпаторами, которым для утверждения своего права на власть необходимо было проиллюстрировать свое отношение к сакральным предкам. Словом, представление о непрерывающейся цепи жизни, воплощенной в потомках, сформировало принцип первоначального наследования должности, а потом и собственности. Как правило, наследником является старший мужской потомок, который ближе всех по возрасту находится к предку, а значит, наиболее эффективно может осуществлять контакт с ним, обеспечивая тем самым благополучие живым.

Эти представления включались европейцами в колониальные юридические кодексы. Английский судья, решая спорные вопросы, связанные с

\176\

наследованием имущества у индусов, «'тщательно взвешивал точную сумму духовных благ, полученных покойником от жертвоприношений его прямого или бокового потомка... размер тех блаюдеяний, которые нисходят на родича, приносящего "священную воду и священный пирог"» (Мэн 1884: 42). У древних греков жертвоприношения и вопросы наследования высп'пали в тесной связи с культом предков. В Древнем Риме предки стояли выше общих богов.

Поминание предков, совершение соответствующих обрядов являлось первейшей обязанностью потомков. В древнейших юридических сводах с мельчайшими подробностями излагались правила принесения жертв предкам. Индусы несли огромные расходы на поминальные обряды. Уклониться от них значило бы навлечь на себя гнев мстительного покойника, который может отомстить за себя, насылая на живых всякого рода болезни и страдания. Часто эти обряды вели к полному разорению семьи (Мэн 1884: 42-46). Китаец употреблял «все свои старания к тому, чтобы одержать верх и конкурсе... на государственных экзаменах в надежде, что последствием этого успеха будет значительное улучшение участи его отца и деда» (Ковалевский 1886: 47). Поэтому и рождение мальчика у большинства народов вызывает радость родителя, так как культ предков— это всегда мужской культ, и рождение мужского потомка гарантирует отцу комфортное пребывание на «том свете»: теперь есть кому отправлять ритуалы на его могиле.

Культ предков и сейчас во многом определяет правосознание людей, прежде всего на Востоке, где огромные массы населения сохраняют элементы традиционности как в социально-хозяйственном укладе, так и в психологии. В частности, эти представления используются современными политиками на африканском континенте. Во время выборов президента в Зимбабве в 1980 году, выступая перед крестьянами, Р. Г. Мугабе говорил: «Были времена, когда Музорева присылал много своих самолетов... но дети (партизаны. — В. Б.) выжили. Кто посмеет icnepb сказать, что не существует духов предков? Эта страна принадлежит предкам... Если вы будете подкуплены и проголосуете за Музореву, предки отомстят вам... Наши предки слишком хороши, чтобы их предать» (Бочаров 1992: 253).

Сакрализация истории, которая в той или ионной мере определяет сегодня любую политическую культуру, восходит именно к культу предков. \ 1оэтому мы нередко являемся свидетелями того, как существенно изменяется эта истории при смене политических режимов. Это подкрепляется и ритуальными практиками, когда уничтожаются «священные захоронения», символизировавшие авторитет прежней власти, и торжественно погребаются «незаслуженно отвершутые», которые, тем не менее, призваны освятить авторитет власти новой. Особенно это заметно в странах, где ре-ьолюция является неотъемлемой частью их политических культур. Каждая смена власти обязательно сопровождается «войной» с прежними предками: переименованием городов и улиц, сносом «старых» памятников и воз-

\177\

движением новых, перезахоронениями и т. д. Не только Россия, но и многие государства Востока являются странами «с непредсказуемым прошлым» (Бочаров 2006а: 225-238).

Показательна в этом смысле точка зрения Н. С. Урбанасвой, члена Ассоциации бурятских шаманов, отстаивающей бурятскую "национальную идею», исходя из концепции Центрально-Азиатской Традиции, Политический момент здесь улавливается достаточно легко, так как бурятская идентичность строится па отрицательном отношении к русской культуре, оказавшей, с точки зрения автора, пагубное воздействие на бурят. Первым же, кто вернул бурят к природе, как утверждается, был Чингисхан. Собственно, политический смысл данной концепции вполне очевиден: возврат к идентичности, или новое обретение «национальной идеи», лежит через отмежевание or влияния русских. Причем свои «неточности» в трактовке исторических данных объясняются вполне рационально: «Каждая реконструкция (истории. — В. Б.) имеет право на жизнь, ибо смысл ее не столько в том, чтобы восполнить пробелы (историографические), сколько в том, чтобы помочь современному человеку, прежде всего самому автору, идентифицировать себя в масштабе большого Времени и универсальных ценностей...» (цит. по Строганова 1997). Именно поэтому в странах СНГ сегодня пишется новая, как правило, «антирусская/совет екая история», что подвигнуло руководство РФ создать специальный орган «По противодействию фальсификации истории» (Указ 2009).

Сегодня, правда, есть примеры, когда революционные преобразования в социально-экономической сфере осуществляются политической элитой без дискредитации «великих предков», которые, казалось бы, «поддерживали» совсем иной образ жизни. Это относится прежде всего к Китаю. Здесь, как известно, несмотря на кардинальную смену социально-экономического курса (от социализма к капитализму), не были развенчаны ни культ Мао, ни его «бессмертные» идеи. Несомненно, это способствовало консолидации китайского общества, где все поколения ощущают свою причастность к нынешнему величию государства.

В общем, культ предков, возникший на заре человеческой истории, является той «общечеловеческой ценностью», которая служила и продолжает служить важным фактором консолидации общества. Поэтому неслучайно особая тяга к «древним предкам» обнаруживается в политических культурах государств именно в периоды нарастания в обществе дезинте-грационных процессов. Это хорошо иллюстрируется историей российского государства. Так, большевики, «отменив историю» после Октябрьской революции, в конечном итоге создали свой «культ предков», обожествив «вождя мирового пролетариата». Установившийся социальный порядок освящался «заветами вечно живого Ильича». Способ захоронения Ленина также свидетельствовал не только о нетленности его тела, но и его «всепобеждающих» идей.

\178\

Все последующие правители государства, у истоков которого стоял «великий предок», являлись его духовными преемниками, что узаконивало их право на власть. При Сталине была кардинально пересмотрена история реальных взаимоотношений между Лениным и Сталиным (так называемая «теория двух вождей»), в результате чего «вождь всех народов» становился первейшим соратником Ленина, унаследовавшим его душу. Это фиксировала известная формула тех лет; «Ленин — это Сталин сегодня». Все последующие высшие руководители, свергая авторитет своих предшественников, непременно возвращались к истокам, «к Ленину». Каждый из них был «верным продолжателем дела великого Ленина». Могила вождя оставалась центром ритуального комплекса Красной площади, на которой совершались коммунистические обряды, причем руководство размещалось на трибуне мавзолея, символизируя тем самым связь с Предком.

Вербальное поведение верховных правителей также олицетворяло эту связь. На Съездах КПСС именно первое лицо в своем докладе могло цитировать Ленина, в то время как остальные ссылались на генсека. Во Бремена Л. Брежнева эта связь была символизирована во время кампании по замене партийных документов, когда генеральный секретарь получил партбилет под № 2, в то время как № 1 был оформлен Ленину.

Однако «откат» к прежним предкам произошел в критическое для советской системы время, в период Великой Отечественной войны. Именно тогда были реабилитированы прежние предки — цари и полководцы, которые до этого были «вне закона». На экран выходят кинофильмы «Иван Грозный», «Петр Первый», «Александр Невский», вводится дореволюционная военная атрибутика и т. д.

В ходе последней «демократической революции» был низвергнут главный сакральный предок. Очередной пересмотр истории привел к восстановлению всего пантеона предков дореволюционного прошлого. Произошло ритуальное погребение останков последнего императора, казненного советской властью. Примечательно, что при погребении присутствовал президент России, несмотря на то, что у православной церкви оставались сомнения по поводу подлинности останков, вследствие чего патриарх отказался лично освятить церемонию. Этот факт еще раз подтвердил смысл данного мероприятия — легитимацию действующей политической власти, нуждавшейся в опоре на прошлое. Была возвращена и дореволюционная политическая символика, освященная монархической властью. В то же время сохранилось и старое сакральное захоронение, которое с точки зрения идеологии культа предков продолжает воздействовать на бытие потомков. Интересно, что именно так расценил это один из лидеров либерального движения Б. Немцов. В одном и.) своих выступлений он так и сказал, сославшись, правда, на авторитет академика Д. С. Лихачева, что пока тело Ленина не будет предано земле, ничего хорошею граждан России не ждет (подробнее Бочаров 2006а: 225-238).

\179\

Смена в очередной раз «священных» предков привела к усилению де-зинтеграционных процессов в российском обществе. Прежде всего это отразилось на взаимоотношениях между поколениями. Старшие вновь, как когда-то после 1917 года, оказались «вне истории». В 90-х годах XX столетия возникла даже политическая партия «стариков» — «Партия пенсионеров'/ (Бочаров 2006г: 360-376),

2. Магическая идеология

Этот тин идеологических представлений, также не отделившийся еще от психологии, во многом определял правосознание людей на ранних этапах эволюции. Эти представления порождались «комплексным», по выражению Л, С. Выготского, мышлением. Иными словами, идеология полностью зависела от восприятия мира, который представал в «комплексах». Эго означало, что предметы, которые индивид фиксировал в какой-либо ситуации, он воспринимал как обладающие общими свойствами, а также состоящие в причинно-следственных отношениях. Подобное восприятие окружающего мира отражается в русской пословице ^Яблоко от яблони недалеко падает». Обычно она используется, как известно, по отношению к людям, которые ассоциируются в сознании с каким-либо индивидом по родству, дружбе, месту обитания и т.д., г. е. составляют один «комплекс». Поэтому все они наделяются данным мышлением тождественными свойствами. Или же, например, человек и его одежда — тоже один «комплекс». Отсюда представления о человеке исходя из того, во что он одет, и твердое убеждение: чтобы каким-либо образом изменить человека, необходимо воздействовать на его одежду, и наоборот. Этнографические материалы по традиционным обществам содержат примеры, когда отношение к человеку определялось именно таким образом: «В кишлак может приехать любой человек, и лишь бы он был на хорошем коне, был похож на важного человека; никто не спросит, кто он, а все будут принимать его как начальство» (Архангельский, Шпигель 1926). В русском фольклоре содержатся пословицы, которые фиксируют данную психологическую особенность, противопоставляя иной подход, основанный на рациональном установлении причинно-следственных связей: «Встречают по одежке, провожают по уму». Опять же из этнографических источников известно, что архаическое сознание было убеждено в том, что для воздействия на человека, например, для причинения ему вреда, достаточно совершить определенные действия с его одеждой (Грачева 1983: 53).

Этот пласт мышления не исчезает у людей по мере рационализации сознания в ходе исторического развития социума. Приведу пример также связанный с одеждой, как составляющей «комплекса».

Сотрудник Института РАН, сидя со мной на одном рабочем совещании, бурно высказывал свою неудовлетворенность поведением другого нашего коллеги. Распалившись, он схватил со своего стола предмет и запустил им в пальто обидчика,

\180\

которое висело на вешалке (сам сотрудник в это время вышел из кабинета) Словом, в период нервного возбуждения, представляется, рациональные пласты отступили, на первый план вышло сознание в «комплексах», которое и определило поведенческий акт. Конечно, через какое-то время успокоившись, он рационально оценит обстановку и наверняка придет к выводу, что пальто никак не связано с поведением коллеги. Однако человек традиционного общества такой возможности не имел вследствие чрезвычайно слабого развития понятийно-категориального (абстрактного) мышления.

Таким образом, «примитивный» человек, воспринимая окружающий мир, устанавливал причинно-следственные связи между предметами на основе эмоциональных впечатлений, видя их вместе, т. с. в одном «комплексе». Отсюда, по выражению Л, С. Выготского, «преобладание связи субъективной, возникающей из непосредственного впечатления, над связанностью объективной. Отсюда получается объективная бессия.чанность, и объективная всеобщая связанность» (Выготский 1983: 256). Именно эгог тип мышления называют магическим мышлением, так как оно породило такую культурную универсалию, как магия. «Магия принимает власть над мыслями за власть над вещами: естественные законы замещаются психологическими, то, что сближается в мысли, сближается для примитивного человека в действительности» (Выготский, Лурия 1930: 116). В «комплекс» входил и сам актор, воспринимавший известным способом окружающий мир. Он полагал, в результате, что может воздействовать на все предметы, входящие в него; последние обладали такими же возможностями в отношении него самого. В современном дискурсе эта всеобщая связь часто обозначается понятием «энергия». Часто можно слышать о негативном (или позитивном) «энергетическом потенциале» либо человека, либо любого неодушевленного предмега, которые оказывают известное воздействие на актора и/ей друг на друга.

На базе данного типа мышления возникло представление о магической силе, которое фиксируется антропологами практически у всех народов. Американские индейцы рассматривали все одушевленные и неодушевленные предметы как явления, проникнутые общей жизнью, непрерывной и похожей на волевую силу, которую они сознавали в себе самих. Эту таинственную силу, наличную во всех иещах, они назвали ваканда, этим путем все вещи оказывались связанными с человеком и между собой. Этой идеей непрерывности жизни утверждалась связь между видимым и невидимым, между мертвыми и живыми, гакже между осколком какого-нибудь предмета и целым предметом. В Полинезии название эгой силы — манна, в Восточной Африке — мулунгу (Бочаров 1992; 81-82). Наш замечательный юрист-этнограф М. Ковалевский, занимавшийся полевыми исследованиями этнических групп Кавказа, отмечал: «Люди, животные, святые, мудрецы и сами боги по существу не разнятся между собой. Та же самая жизнь или душа проходит через всех них, облекаясь в один образ за другим» (Ковалевский 1886а: 22).

\181\