Страх как источник первых идеологий

Многочисленные табу регулировали все стороны жизни «примитивных» людей; по образному выражению миссионера, много лет прожившего в африканском племени, «знак "Запрещается!" подстерегал туземца на каждом шагу» (Брайант 1953: 351). В общем, эффективное соблюдение первичных норм во многом осуществлялось за счет внутренней (индивидуальной) психорегуляции, причем чувство страха имело приоритетный характер. В то же время «многие юристы придают этому чувству серьезное правообразующее значение... Насильственная сторона правовой жизни, которая, как считают, содержит в себе конституирующие элементы понимания права, потеряла бы значение и смысл, если бы не опиралась на психологические процессы, порожденные чувством или состоянием страха» (Мальцев 2006: 172).

Общественное мнение, которое, как отмечалось, служило важным фактором социального контроля, во мноюм покоилось на страхе. Исследователи неоднократно отмечали, что «туземцы» бурно реагировали

\170\

па нарушение норм кем-либо из окружающих. В частности, описывался «ужас», когда они видели, как европейцы прикасались к табуирован-ным в их культуре предметам (Culwick 1935: 110). С позиции архаического мышления нарушитель подвергал опасности весь социум, а но-3roMv «преступника» старались «нейтрализовать». В дореволюционной России крестьяне пристально следили, чтобы все строю соблюдали табу, нарушителей же ждал суровый самосуд: «Община следила за соблюдением обычаев, таких как запрет работать в праздники, запрет женщине ткать холст ранее, чем все мужчины выйдут в поле пахать, запрет принимать пищу во время работ по исправлению изгороди для скота (а то медведь скот съест) и многие другие» (Чалидзе 1990: 43).

Подобный психоэмоциональный фон, сопровождавший становление первых социальных норм, служил источником для появления определенных идеологических представлений в форме фантастических образов. Именно страх, как утверждают и современные психологи, является эмоцией, определяющей креативность мышления, ориентированною на создание образа, наделенного сверхвозможностями («суперличности») (Широзия 973: 494). Подобное эмотивное состояние мышления можно охарактеризовать и как сверхсознание, которое «как форма проявления бессознательного направлено на образы-фантазмы, представляющие собой неординарную комбинацию элементов реальности, отражаемых в сознании человека (Мальцев 2006: 142). Л. С. Выготский считал фантазию «как бы вторым выражением эмоции» (Выготский 1968: 264). Петражицкий писал о фантазмах, к которым часто приходится прибегать в сфере права (Петражицкий 1907: 141). Действительно, из этнографических материалов видно, что фангазмы порождали образы «суперличностей» в виде различного рода мифических существ: духов, богов, природных стихий, зверей и т.д., которые карали за нарушения поведенческих норм.