Семь уроков терапии печали

Несколько лет назад мой старинный приятель Эрл позвонил мне и рассказал, что его близкому другу Джеку поставили диагноз злокачественной неоперабельной опухоли мозга. Я не успел выразить своего сочувст­вия, как он продолжил: “Знаешь, Ирв, я звоню не по его поводу, а по поводу кое-кого другого — человека очень для меня значимого. Ты мог бы поработать с его женой, Ирен? У Джека будет страшная смерть — наверное, са­мая тяжелая смерть, какую только можно представить. Не помогает даже то, что Ирен хирург: она знает слиш­ком много, и мне будет нестерпимо больно за нее, бес­помощно наблюдающую, как рак поедает его мозг. А за­тем она останется одна с маленькой дочкой и практи­кой. Это будет ее ночным кошмаром”.

Выслушав просьбу Эрла, я захотел ему помочь. Я хо­тел сделать все, о чем он просил. Но были определенные проблемы. Хорошая терапия предполагает четкие грани­цы, а я знал и Джека, и Ирен. Правда, не так хорошо, но мы встречались на нескольких вечеринках в доме Эрла. Несколько раз мы играли с Джеком в теннис.

Все это я рассказал Эрлу и предложил:

— Работать с кем-то из знакомых — занятие, никогда не приносящее хорошего результата. Лучший способ по­мочь вам — найти хорошего терапевта, который незна­ком с этой семьей.

— Я знал, что ты так скажешь, — ответил он. — Я го­товил Ирен к такому ответу. Я прорабатывал его много раз, но она ни с кем больше не желает общаться. Она до­статочно решительна, и хотя к психотерапии в целом от­носится не совсем уважительно, она говорит только о тебе. Она говорит, что следила за твоей работой, и на­стаивает, уж бог знает почему, что ты единственный психотерапевт, который ей подходит.

— Утро вечера мудренее. Я перезвоню тебе завтра утром.

Что же делать? С одной стороны, долг дружбы обязы­вал помочь: мы с Эрлом никогда ни в чем не отказывали друг другу. Однако меня беспокоило размывание гра­ниц. С Эрлом и его женой, Эмили, мы были в довери­тельных отношениях. Но Эмили была близкой подругой Ирен. Я мог себе представить их разговор один на один обо мне. Без сомнения, то был отзвук тревожных зво­ночков. Я приглушил их звук. Ведь я могу взять с них обеих — и с Ирен, и с Эмили — обещание обходить при обсуждении тему терапии. Но если, на ее взгляд, я был настолько подходящим, наверное, можно за это взяться.

Повесив трубку, я удивился, почему я так усиленно игнорировал тревожные сигналы. Я осознавал, что про­сьба Эрла была просто роковым стечением обстоя­тельств. Мой коллега и я три года назад закончили эм­пирическое исследование супружеских утрат, изучив во­семьдесят мужчин и женщин, которые не так давно стали вдовами и вдовцами. Мы опрашивали их через оп­ределенные промежутки и непродолжительное время за­нимались с ними в группах по восемь человек. Мы на­блюдали за ними в течение года, собирая информацию и публикуя ее в нескольких профессиональных журналах. Я убедился, что немногие люди знали об этой проблеме больше, чем я. Как же я мог, будучи сознательным чело­веком, отказать Ирен?

Кроме того, она высказала могущественное призна­ние — я был единственным подходящим человеком, способным ей помочь. Отличная игра на моем тщесла­вии.

УРОК ПЕРВЫЙ: