Английский «гамлет» в Москве

Москва с огромным интересом ждала английского «Гамлета». В этот вечер у подъезда филиала МХАТ, где должен был состояться первый спектакль, волновалась многолюдная толпа стремившихся посмотреть спектакль, подъезжали автомобили, горели яркие фары. Театральная Москва была взбудоражена, полна ожидания и надежды...

Но вот зал заполняется зрителями. Он кипит, волнуется, кажется, трудно будет переключить его волнение.

Спектакль начался. И с каждым новым явлением зрительный зал вовлекается в события гениальной трагедии Шекспира.

Я не собираюсь здесь разбирать спектакль. Это слишком сложно и требует обширного, тщательного анализа. Мне хочется передать лишь мои самые общие впечатления.

Спектакль прежде всего убеждает целостностью общего режиссерского замысла Питера Брука. Впечатление монолитности, значительности, талантливости режиссерского решения спектакля — главная его удача. Не менее существенным и дорогим в спектакле является и то, что в лице Пола Скофилда английская сцена имеет великолепного Гамлета. Да, конечно, образ Гамлета многогранен, многопланен и вмещает в себя множество трактовок и толкований. Но далеко не каждый хороший актер имеет право играть Гамлета. Это право имеет лишь актер, обладающий, кроме высокого мастерства, настоящей глубиной, личным обаянием и благородством, убеждающий в своем высоком уме, в своей содержательности и искренности. Таким Гамлетом предстал перед нами Пол Скофилд.

С первых же сцен зритель принимает его разумом и сердцем. Он дорожит этим Гамлетом и горестно воспринимает его трагическую судьбу.

Я повторяю: весь ансамбль подчинен единому режиссерскому замыслу. А это происходит потому, что исполнители всех ролей правильно и точно угаданы режиссером, точно, изящно и выразительно осуществляют его режиссерский рисунок.

Со спектакля зритель уходит взволнованным и обогащенным. А что может быть большей радостью и большей наградой для актеров и режиссера?!

Как хорошо, что мы можем искренне приветствовать в лице английских артистов не только представителей английского народа, но и замечательных мастеров театрального искусства Англии!

Радостна первая встреча английских артистов с советской театральной общественностью, со зрителями Москвы. Она с убедительной силой доказывает закономерность стремления людей к миру и дружбе. Великий Шекспир своим бессмертным гением объединил нас в этот вечер в своем негодовании против зла и преступления, в своем утверждении духовных сил человека, обязанного быть стойким и непримиримым в борьбе за высокую человечность на земле.

II

Торжественно и тревожно раздаются в притихшем зрительном зале звуки далекого колокола. Медленно рассеивается тьма, и перед нами — серые стены, уходящие ввысь, выхваченные светом жерла пушек и настороженные фигуры воинов...

Так начинается «Гамлет» — великая трагедия духа, бессмертное творение Шекспира — в интерпретации английской труппы «Теннент», прибывшего к нам в Москву с миссией дружбы, с миссией утверждения более глубокого и полного взаимопонимания между нашими народами. Трудно было бы, вероятно, найти что-либо иное, что в такой же степени могло бы подружить нас, как шекспировский «Гамлет».

Я не знаю, когда это началось, вероятно еще во времена Мочалова и Белинского, но величайшее творение Шекспира стало нам дорого навсегда. Исполнение роли Гамлета, его трактовка, глубина проникновения, глубочайший смысл его мудрости были всегда мерилом значительности искусства

того, кто брался за решение этой почетной и волнующей задачи.

И в наше время, в дни, когда наш народ живет страстной волей к утверждению на земле мира и дружбы, справедливости, красоты, добра, когда все силы протеста советских людей обращены против тех, кто во зло хотят обратить величайшие достижения человечества, так прекрасно звучат бессмертные строки «Гамлета», так близок, понятен и дорог нам образ благородного принца, который отдал свою жизнь борьбе со злом и несправедливостью, с темнотой, с недостойной человека действительностью.

Вот почему английский «Гамлет» па московской сцене не просто театральное событие — это событие огромной значимости, взволновавшее советских людей самых разных профессий и специальностей. Я убежден, что во всех городах Советского Союза с глубоким интересом читают о приезде английских артистов в Москву, о высокой волне дружелюбия и взаимного доверия, которая возникла в дни нашей встречи с представителями английской культуры.

Спектакль английской труппы убеждает своей целостностью, единством и подчиненностью всех его составных элементов единой художественной мысли. В этом большая заслуга постановщика, обаятельного и умного Питера Брука. И декорации, и костюмы, и свет, и музыка, и шумы, и, конечно, в первую очередь актеры — все на сцене говорит об одном и том же. Все призвано единой режиссерской волей к утверждению в образной, яркой и в то же время лаконичной форме основных, таких живых сегодня философских и поэтических идей шекспировского «Гамлета».

Меня пленил (да и меня ли одного!) Пол Скофилд — Гамлет: строгий, сдержанный, человечный, мыслящий — мыслящий не абстрактно, а здесь, сейчас решающий свою судьбу и вместе — судьбу Датского королевства, которое как бы олицетворяет мир, человечество. Таким предстает перед нами этот юноша — изящный, красивый внутренней красотой, с глубоким голосом и мужественной грацией движений. Он несомненно и бесспорно, закономерно и по праву является центром всего представления о горестных событиях, происходящих в Эльсиноре.

Офелия — Мэри Юр прелестна в первые минуты появления на сцене. Ее безумие решено смело, может быть, — слишком

смело. Слишком мимолетно появление светлого образа Офелии, слишком безжалостно уродство безумия. Это мешает зрителю сохранить в своей душе негодование и боль за судьбу погибшей Офелии.

Величествен улыбчатый Клавдий — Алек Клуне. Женственна и обаятельна Гертруда — Диана Уйнард. Может быть, слишком запросто держится эта королева в мрачном эльсинор-ском замке. Ко, кто знает, не будь она так проста, она была бы, возможно, менее убедительна?!

Еще при встрече на Внуковском аэродроме меня восхитил юношеский ныл старейшего артиста труппы семидесятишестилетнего Эрнеста Тезигера, играющего Полония. Как просто, органично, убедительно живет он в этой роли! Как доходит его человеческое обаяние сквозь маску артистического перевоплощения! И как хочется приветствовать его!

Пылкий Лаэрт — Ричард Джойсон, призрак отца Гамлета — Джон Филлипс, храбрые и преданные воины, лукавые царедворцы — всех их зритель принимает сердцем.

Одна из самых сильных сцен спектакля (так важно, что именно она удалась режиссеру!) — финальная сцена боя. Увлекательный турнир постепенно переходит в смертельную схватку и кончается леденящей душу трагической гибелью Гамлета и всех главных персонажей роковых событий...

Не хочется говорить сегодня о сомнениях и несогласиях, ведь, в конце концов, решающим является целостное впечатление, убеждающим — целостность замысла.

Строгий, чеканный, железный, как принято говорить, рисунок мизансцен изящен и тонок. Вся организация спектакля в пространстве и во времени создана в результате сосредоточенной, ясной, целеустремленной режиссерской мысли.

С неослабевающим вниманием и волнением, затаив дыхание, следили москвичи за стремительным развитием событий «Гамлета». Бурной и благодарной овацией долго провожали они участников спектакля в этот вечер, такой памятный, дорогой, важный для всех нас, друзей Шекспира, друзей Англии, друзей Советского Союза, объединенных верой в то, что силы искусства огромны и чудодейственны, что сегодня, как никогда, искусство призвано быть орудием защиты истинного гуманизма, мудрости, справедливости и дружбы.